За Тихим Доном
Шрифт:
— Слушаюсь и повинуюсь...
Тянусь за халатом, надеваю, растираю волосы полотенцем.
В прихожей нажимаю на отключившиеся кнопочки.
– Да будет свет! — орёт Клинская и выбегает ко мне.
Щёлкаю её по заднице полотенцем. Смеётся и устраивает догонялки.
Тебе не привыкать от меня тут бегать. Ловлю, прижимаю к себе. Убираю с лица растрепавшиеся волосы.
— Стой! Стой! Это что? — хватает меня за запястье.
Большими глазами смотрит на мой новый аксессуар.
—
— И как ощущения? — довольно улыбается.
— Непривычно.
Пиздец, как непривычно! Я всю дорогу его крутил большим пальцем.
— Шолохов, знала бы, что ты такой романтик, сразу бы за тобой пошла, — гладит по лицу.
— Я только с тобой такой.
Знала бы ты, как я час назад отшил Яну.
— Скажи мне, я хочу слышать, — шепчет, чуть касаясь губ.
— Я тебя люблю...
— Ещё!
— Я тебя люблю... Люблю... Люблю...
Целую каждый раз.
Желание подхватывает и начинает ломать. Но моя зараза опять выкручивается в руках и пытается сбежать.
— Маш, что за дела? — развожу руками.
— Ну... — прячет глаза.
— Ну?! Рожай быстрее!
— Гости ко мне из Краснодара приехали, — шепотом.
Какие нахрен ещё гости? И причём тут наш секс? Не сразу догоняю.
О, чёрт!
— Понятно... — дошло. — Обнимашки-то никто не отменял?
Но ответ читаю только по губам. Мощный удар грома и треск молнии всё заглушает. Вспышка такая, что светло становится, как днём.
— Ты это видел? Вот это шарахнуло! — бежит к окну.
Выключаю свет. Свечи ещё горят.
Сажусь напротив окна на пол, дергаю Машу за подол, заставляя тоже сесть впереди меня.
Обнимаю мою девочку руками и ногами. Подбородок на плечо.
Она снова подпрыгивает и съёживается от удара грома. У самого мурашки по телу.
Распахиваю халат и закрываю её, прижимая к груди.
— Так красиво... На такой высоте картина на бушующую стихию просто потрясающая открывается. Ты ближе к небу, — смотрит на улицу.
— Угу...
Дышу запахом её волос. Сладкая. Персик... Голова кружится от этой близости и остроты ощущений. Словно нервы голые и искрят.
Пляшем пальцами какой-то медленный танец, вытянув руки. На фоне грозы смотрится романтично.
Я пытаюсь не дать себе возбудиться. Это трудно, от Клинской как пионер — всегда готов. А представлять что-то отвратительное не хочется. Наоборот. Память рисует её в красивом дорогом кружевном белье.
Маша понимает мою напряжённость. Хихикает. Сползает на уровень моего паха и берёт инициативу в свои руки.
Ааа! И рот...
Твою мать... Собираю её волосы и крепко сжимаю, пока она шалит с моим членом.
Я взорвусь сейчас.
Кончаю прямо на лицо. Жесть... Как в порнухе какой-то.
И целует потом губами, измазанными моей спермой.
— Почувствуй себя на вкус, Шолохов...
Глава 39
Так, стоп!
Толи лыжи не едут, толи — я долбанутый!
Почему считая по другим отчетам, не сходится, а у Ковалевской всё тютелька в тютельку?
Уже третий раз считаю.
Всё! Хватит! Я так чокнусь с этими цифрами. Отдохну и дома ещё раз всё проверю.
Копирую все документы на флешку и убираю её в карман пиджака.
Наконец-то вырываюсь к отцу в больницу.
Маша скидывает сообщение, что уже вызвала такси и тоже поедет туда.
Вижу её у порога ещё со стоянки. Стоит вся такая красивая в лёгком длинном платье горчичного цвета. Я направляюсь навстречу.
Замечаю, что к ней подваливает какой-то парень с сигаретой. Ускоряюсь. Слишком навязчивый незнакомец.
— Привет, милая! — притягиваю к себе за талию и целую в щёчку.
Чувак расстраивается.
— Что-то хотели? — смотрю на него пристально.
— Прикурить не будет? — крутит между пальцев сигарету.
— Не курю. Могу только с пинка.
Машка открывает рот и округляет глаза от удивления.
— Пошли, — подталкиваю её к входу.
— Шолохов, какого художника сейчас было? — упирается.
— Учись отшивать Клинская, а то я вспыльчивый. Убью кого-нибудь ненароком от ревности, и тогда меня точно посадят. Тут ты меня уже не выгородишь.
— Он просто подкурить спросил!
— Клеил он тебя таким способом. С каких пор ты такая наивная? Все мои подкаты считывала на раз-два, — завожу её в лифт.
— А ты подкатывал? Не припомню. Сразу же напрямую сказал, что хочешь.
— А зачем время терять, если и так всё понятно...
В палате отца мама тихо читает ему какую-то книгу. Сегодня он без маски аппарата. Взгляд сразу оживляется, когда мы входим.
— Явился блудный сын, — ругает мать.
— Работа... — протягиваю руку отцу, он слабо и с трудом сжимает.
— Здравствуйте... — неуверенно произносит Маша.
— Вы что уже расписались? — замечает мама моё кольцо.
— Нет, — подтягиваю стул для Клинской. — Но так спокойнее.
Сегодня, например, ни одна живая душа мне глазки не строила. Так что оберег действует.
— Как вы себя чувствуете? — интересуется Маша.
— Лучше... Но слабость...
Отцу пока сложно говорить долго. Но врачи дают хорошие прогнозы. Главное — положительные эмоции.