За тихой и темной рекой
Шрифт:
— И где дверь?
Васька рукавом утёр нос и указал пальцем на обои:
— Туточки.
— Что значит «туточки»? — возмутилась дочь купца. — Ты не просто покажи. Обои сорви. Где ручка была? Петли?
Дворник пожал плечами: да бог его ведает, где всё это… Дверь-то за ненадобностью закрыли, почитай, годков с десяток тому. Поначалу Кирилла Игнатьевич желал, чтобы нумера на втором этаже состояли из двух комнат. Так сказать, залы и спальни. Но таких нумеров в большом количестве не понадобилось, а потому в некоторых внутренние
— Что стоишь? — возмутилась Полина Кирилловна. — Ищи!
Последнего окрика оказалось достаточно для приведения в действие сонной фигуры дворника. Он подошёл к стене, провёл рукой по её поверхности. Пальцы вскоре нащупали стык. Васька достал из кармана нож, аккуратно вставил в щель тонкое лезвие, и провёл им сверху вниз, по канавке. Вскоре перед ними в стене чётко был виден контур прямоугольника.
Васька вытер со лба пот.
— Что далее, барышня?
— Вынь гвозди. Приставь ручку, чтобы можно было открыть.
— Эка, — чуть не расплакался дворник. — Ну, ладно, дверь нашли. То ваша треба. Но постоялец в суседнем нумере… могут воспротивиться. Не понравится им. — Васька при этих словах потрогал припухший нос, который намедни ему за пособничество Индурову расквасил этот самый постоялец.
— Не твоя забота! — грубо оборвала девица. — Вынимай.
Дворник принялся вытягивать поржавевшие от времени гвозди.
Те со скрипом покидали свои гнёзда.
Когда всё закончилось и Васька приделал ручку, Полина Кирилловна подошла к двери и попыталась её приоткрыть. Дверь подалась. «Достаточно, — мелькнула в голове мысль — Пока не буду трогать. Зато ночью мне уже никто не помешает!»
Девушка вернулась к столу, раскрыла ридикюль, достала из него десять рублей и протянула их дворнику. У того аж дух спёрло от такого богатства.
— Бери. Это тебе за работу… И за молчание.
— Так ведь, — промычал Васька, трепетно сжимая деньги, — всё равно ж узнают…
— Тебе нужно молчать два дня! — отрезала Полина Кирилловна. — Далее не твоя забота.
— Так мы завсегда…
— А теперь ступай!
Оставшись одна, Полина Кирилловна сделала несколько танцевальных па и в истоме упала на кровать: господи, неужели это сегодня свершится? Или завтра? Ручки красавицы трепетно сложились на груди. Он будет мой! И никуда более от меня не денется!
Олег Владимирович забежал за документацией в свой временный кабинет в окружном казначействе и неожиданно увидел в нём старика Прохорова. Тот, как это ни странно, не спал, а сидел перед столом, тупо уставившись в столешницу. Небритый, напоминающий не финансового чиновника, а скорее биндюжника одесского порта, намедни потратившего в трактире последние деньги и теперь ожидающего хоть какой-нибудь работы.
— Ермолай Константинович, — Белый всплеснул руками. —
— Жду вас, — тихо, бесцветно ответил старик. — Как-никак, приставлен к вам. Вот. — Ермолай Константинович достал из кармана измятый лист и положил его на стол. — Вы просили узнать о братьях Бубновых. Я сделал. Всё, что смог разузнать.
— Молодца, — похвалил Белый старика, и, пойдя скользящим взглядом по тексту, спрятал лист в карман. — Можете быть свободны! Ежели господин Ушаков что-либо начнёт говорить, сошлитесь на меня. Я подтвержу, что отпустил вас домой.
— Нечего мне дома делать, — еле слышно прошептали тонкие губы старика.
— То есть? — Олег Владимирович быстро просматривал вынутые из шкафа финансовые бумаги, нужные тут же откладывал в сторону. — Дома всегда есть что делать.
— Это, если там ждут, — голос старика был еле слышен.
— Вам-то печалиться о чём? Как ваша супруга? Не имею, правда, чести с ней быть знакомым, но, думаю, она там все держит в строгости и порядке.
— Это точно. С ней вы уже более никогда не познакомитесь, — на глазах Ермолая Константиновича выступили слёзы. — Схоронил я свою старуху.
— Как это? — Белый повернулся к помощнику. — Умерла?
Голова Ермолая Константиновича затряслась:
— Нет…На кладбище… На могилку сыночка нашего ходила… А тут обстрел… От неё только воронка и осталась… — губы старика дергались, не давая возможности говорить. — Даже в гроб положить нечего было. Землицы накидали… Землю, ваше благородие, хоронили! Так-то вот…
Олег Владимирович откинул бумаги, присел напротив убитого горем человека:
— Как же вы теперь?
Плечики старика дрогнули:
— Не знаю. Скорее всего, сопьюсь.
Помолчали. Белый не выдержал, достал из кармана портмоне, вынул из него сотенную ассигнацию:
— Держите.
— Мне нет надобности, — вяло отозвался старик.
Но советник положил деньги на стол.
— Негоже традиции христианские нарушать. Это от чистого сердца. Простите, Ермолай Константинович, мне пора. Прощайте.
Белый собрал бумаги и уже направился к двери, как вдруг услышал за спиной:
— А меня ведь следить за вами приставили.
Советник обернулся:
— Знаю. Только это уже никакого значения не имеет. Держитесь! — с этими словами Белый удалился.
Старший следователь в нетерпении вышагивал на пристани. Он нервничал. Анисим Ильич ждал Белого подле Дома офицерского собрания недолго. Однако Белый вышел из здания собрания довольно скоро, один и далеко не в радостных чувствах.
— Вот что, Анисим Ильич, — с ходу и в приказном тоне проговорил советник, отчего Кнутов едва не возмутился. Ну, за Зеей понятно, советник командовал всем. Но в городе, в его, Кнутова, вотчине… Однако Белый даже не обратил внимания на явное недовольство недавнего подчинённого. — Где сейчас Самойлов? — Олег Владимирович осмотрелся по сторонам.