За три моря. Путешествие Афанасия Никитина
Шрифт:
Начались странствования Афанасия и Юттти по персидским просторам.
По земле Мазендеранской [58]
Пожив две недели в Чапакуре, Али-Меджид отправился в город Сари, заранее сговорившись с человеком, который сдавал лошадей внаем.
Накануне отъезда Али-Меджид, его слуга, Никитин и Юша весь день хлопотали: укладывали вьюки, закупали припасы, расплачивались с владельцем караван-сарая, с носильщиками, с торговцами Чапакура. Все устали. Легли поздно.
58
Мазендеран –
На рассвете их разбудил резкий, неприятный крик осла.
Юша быстро оделся и вышел из душной каморки в полутемный двор. В середине, у каменного водоема, толпились и блеяли овцы. Конюхи с руганью отгоняли их и поили коней.
Собаки лаяли и метались по двору. Куры и утки вертелись у всех под ногами.
В стороне стоял маленький пепельно-серый ослик. Он посматривал на всю эту суету, поднимал большую морду, так что длинные уши его ложились на спину, и тогда раздавался пронзительный рев.
Под навесом в очаге зажгли огонь. Двор сразу наполнился удушливым кизячным дымом.
Через час караван вышел в дорогу. Впереди шли два человека с шестами в руках. Они прощупывали брод, выбирали путь среди упавших деревьев. За ними на сером ослике, позвякивая бубенцами, ехал, поджав ноги, важный караван-баши – старший караванщик, в буром халате и грязной чалме. Он погонял ослика, тыкая шилом в круп.
Далее ехали верхом на иноходцах Али-Меджид, Афанасий и Юша. Слуги вели под уздцы вьючных коней.
Юше достался лукавый и ленивый конек. Чувствуя неопытного седока, он норовил свернуть в сторону за приглянувшейся веткой, остановиться среди дороги или поближе познакомиться с товарищами по каравану. Юше приходилось все время быть начеку, но он был счастлив: первый раз он сидел на верховом коне, в настоящем седле!
Еще в караван-сарае Юша спросил Никитина:
– Дяденька Афанасий, а какая мне лошадь?
Никитин строго и наставительно ответил:
– Кляча воду возит, лошадь землю пашет, а под верхом конь ходит.
И Юша всю дорогу вспоминал эти слова и не мог налюбоваться конем.
Утро выдалось мглистое и сырое. Снег, выпавший за ночь, лежал на деревьях, плоских крышах и таял на дороге.
Перебрались через вонючий, черный, почти неподвижный ручей и стали подниматься в гору. Выбитая грязная дорога вилась по косогору, заросшему густым кустарником. Снег на ней быстро таял. Кони часто спотыкались в выбоинах, до краев наполненных талой водой, и тогда в лицо путникам летели холодные брызги.
Сначала вдоль дороги попадались поля и бахчи. Но чем дальше уходил караван от Чапакура и чем выше поднимался в горы, тем безлюднее становилось вокруг.
Несколько раз рыжие шакалы перебегали путь; серебристые фазаны, завидев караван, поспешно уходили в кусты или тяжело поднимались в воздух и с шорохом опускались где-то в стороне.
Днем, переходя вброд речку, караван вспугнул кабана, и тот рванулся по крутому склону, ломая валежник.
У озерка, образовавшегося на дне мрачной, окруженной горами котловины, Юша с удивлением увидел знакомых птиц. Здесь были дикие утки и гуси, кулики, бакланы и чайки. Так вот куда они улетали на зиму!
Когда караван спускался по крутой тропе и путники вели коней под уздцы, ослик караван-баши вдруг остановился, собаки прижались к ногам хозяина, все кони насторожились и, поводя ушами, стали напряженно всматриваться куда-то влево.
– Тигра учуяли! – шепотом сказал караван-баши.
Долго стояли они так и прислушивались. Но все было тихо. Только звенели капли, падая с деревьев, и шумела вода, скатываясь с откоса.
– Влево ушел, – решил караван-баши.
И путники, взяв коней под уздцы потуже, стали спускаться дальше.
Так шел караван до вечера. На ночлег остановились в грязном дымном караван-сарае. Юша, поев, тотчас же уснул, свернувшись клубочком, а самаркандец с Никитиным долго еще беседовали при красноватом свете жаровни.
Утром рев осла разбудил их, и караван отправился дальше. Снег сменился моросящим дождем. Глинистая дорога намокла и стала скользкой. Кони спотыкались и часто падали в холодную липкую грязь.
Все устали, промокли и озябли. Узкая тропинка вилась над краем глубокого ущелья. Другая сторона была скрыта пеленой дождя. Непогода помешала добраться засветло до деревни, и пришлось заночевать в лесу.
Огня развести не удалось – все намокло: трут [59] отсырел, щепки, взятые с собой, не загорались. Кони сбились в кучу, погонщики покрыли их своими халатами, а путники примостились под большим деревом.
Никитин снял с себя зипун [60] и накрыл им Юшу. Тот попробовал было спорить, но Афанасий так строго прикрикнул на него, что Юша замолчал.
Утром, озябшие и измученные, добрались они до селения и провели в нем, отдыхая, весь день.
59
Трут – фитиль.
60
3ипун – крестьянский кафтан из грубого толстого сукна.
Но такие незадачливые дни выпадали редко.
Юша полюбил эту кочевую жизнь. Ему нравились ранние туманные утра, ржание коней и звон упряжи, увязывание вьюков и переметных сум [61] , дневные переходы под мелким дождиком или под нежарким зимним солнцем Мазендерана по тропе, то извивающейся среди леса, то сбегающей в долину, то взбирающейся по косогору. Он привык к ночевкам в незнакомых местах: в темных, переполненных караван-сараях или в комнате для гостей какого-нибудь крестьянского дома. Паренька привлекало все новое и необычное, что могла дать ему дальняя дорога в чужой стороне.
61
Вьюки и перемётные сумы – большие мешки или сумки, перекидываемые через седло лошади или верблюда.