За Тридевять Земель
Шрифт:
Понимал он, что и с испанцами не через одни орудийные жерла диалоги вести надобно.
– А теперь, ваше высокоблагородие,– прервал Лопотов думы капитана,– подневольтесь, водочки извольте выкушать. И от праведников про то указано: «Год не пей, а опосля баньки уворуй, да выпей!»
– ...Вот и добро, стало быть,– улыбнулся приставник, когда Епимах, принявший свою «горькую долю» последним, звучно хрустнул огуречном.– Ну а теперь, по возрождении плоти и духа, не угодно ли чайку откушать...
Из бани возвращались распаренными и умиротворенными, с расстегнутыми рубахами и в полном забвении всяческих земных передряг. Доброе это дело – посидеть после баньки возле ведерного самовара да попить чайку с медом да клюквой.
Пригожая златокосая россиянка, исполнявшая роль хозяйки-экономки, испросила у честной компании дозволения удалиться; дело в том, что она обучала детей поселенцев и индейцев грамоте, и теперь как раз наступило время занятий. При всем желании не нашли бы мы в колонии человека, исполнявшего лишь одну должность. Так, каждый промышленный в Россе являлся одновременно и воином, и сельским работником. Причем для занятий этих характерна была та же дисциплина, с какой стоят обычно на часах или учатся ружью. Одному из российских мореходов – путешественников того времени принадлежит весьма меткое замечание: «...русский человек везде одинаков: где ни изберет место, на Полярном ли круге, в благословенных ли долинах Калифорнии или на Ферлон-ских Камнях – везде ставит свою национальную избу, баню, заводится хозяйкой; но на службу в колонии Российские поступали люди, видевшие свет не с полатей, притом содержатся на полувоенной ноге, и потому место, огороженное глухим забором, называют редутом, избу – казармой, волоковое окно – бойницею, отдельную стряпню – кухнею и даже хозяйку зовут иначе».
Сотрапезники были уже абсолютно сыты, когда сверх всевозможных изысканных кушаний доставили к столу необыкновенных размеров краба, в две трети пуда весу да с четырехаршинным размахом клешней. Наконец зазвучали песни: «Я по сенюшкам гуляла», «В темном лесе», а после и «В осемьсот третьем году, на Кадьяке острову...», сложенная промышленными «на возврат Баранова из Ситхи».
И чем больше пели и говорили, тем все чаще обращали они свой взор на висевший тут же портрет основателя Росса в темно-зеленого сукна однобортном коммерции советника мундире со стоячим воротником и обшитыми галуном эполетами при шпаге и с золотой медалью Александра I Благословенного на короткой Владимирской ленте. Подымая меды и сыта, не раз поминули они добрым словом славного Ивана Александровича...
«Недоставало Баранову людей для усердного содействия,– писал Хлебников.– Один только помощник его, Кусков, имел лучшие других сведения и образованность; но прочие были люди самые обыкновенные, взятые из среды работных; многие ж без правил чести и доброй нравственности. Некоторые чиновники, управлявшие судами, и вовсе были личные его враги...»
Род Кусковых, предков основателя Колонии и крепости Росс (добавим – и художника настоящей книги),– род ушкуйников, завоевывавших для России Поморский Север, упоминался в хрониках времен царствования великого князя Московского и всея Руси Ивана III Васильевича. Сам Иван Александрович родился в 1765 году в городе Тотьме Архангельской, ныне Вологодской, губернии. Двадцати двух лет от роду отправился он в Сибирь, как тогда говаривали, «счастья добывать», где спустя два года случай свел его с Барановым. 20 мая 1790 года заключили они в Иркутске договор, по которому обязывался быть Кусков «в услужении при коммерческой должности» в Америке. Уже в июне следующего года, после длительного и многотрудного путешествия, прибыл
Кусков вместе с Барановым на Кадьяк. В 1798 году Кусков становится начальником Константиновского редута на острове Нучек в Чугацком заливе; летом 1801 года на бриге «Екатерина»
Строго исполнял Иван Александрович должность свою, хотя обязанностей имел превеликое множество. Во-первых, «охранять заведения Компании, вступать в связи с народами соседственными, управлять покоренными, разбирать всякие претензии между промышленными и островитянами». Во-вторых, «делать открытия для новых занятий и торговли». В-третьих, «пещись о заготовлении разных жизненных припасов для русских и алеут, также о земледелии и разведении огородных овощей и умножении домашнего скота и птиц». В-четвертых, «распоряжаться отправкою партий на промысла зверей морских и земных, хранением имущества Компании и отправлением в Россию промысловой мягкой рухляди в оборот за доставляемый через Охотск и Санкт-Петербург груз, потребный для кораблестроения и содержания укреплений, производства промышленности, торговли и содержания промышленных платьем, обувью, пищею и прочим».
В 1805 году за усердную службу получает Кусков из рук Резанова золотую медаль для ношения на шее, а в следующем – чин коммерции советника, при личном послании государственного канцлера Российской империи Н. П. Румянцева. Впоследствии вице-адмирал В. М. Головнин писал, характеризуя основателя Росса: «Кусков умеет пользоваться добрым свойством климата и плодородием земли, он такой человек, которому подобного едва ли Компания имеет другого в службе, и если бы во всех ее селениях управляли такие же Кусковы, тогда бы доходы ее знатно увеличились и она избежала бы многих нареканий, ныне директорами ее без причины претерпеваемых».
В конце 1821 года, сдав правление Россом «вольному мореходу» Карлу фон Шмидту, И. А. Кусков навечно оставил Русскую Калифорнию, а два года спустя скоропостижно скончался в Тотьме на пятьдесят восьмом году жизни. Похоронили Ивана Александровича в местном Спасо-Суморином монастыре, против алтаря Преображенского собора...
Чтут потомки память славного землепроходца и морехода. Имя его присвоено одной из улиц и скверу Тотьмы. Бороздит просторы Великого океана судно «Мореход Кусков». В 1976 году, к 200-летию Соединенных Штатов Америки, выпущена была памятная позолоченная медаль, на аверсе которой выбит портрет И. А. Кускова, а на реверсе – вид крепости Росс.
По лавкам, установленным вдоль стен, сидели мужики и бабы, с которых богомазу Римме предстояло писать лики святых, праведников да божьих угодников. Еще в Ново-Архангельске, а до того и на Валааме открылись у послушника живописные способности, потому было определено ему владыкой Мелитоном быть при Епимахе в Россе и споспешествовать украшению новой церкви Христовой. Прислоненные к одной из стен горницы, стояли разных размеров выдержанные чажные доски с ковчежками. На иные из них было уже нанесено глянцевое левкасное покрытие. В углу отрок, примерно одних с послушником лет, усердно растирал на яйце киноварь и охру...
Под утро выпала роса; слезились крупными алмазными каплями иголки клоповых деревьев, поблескивали под ласковыми солнечными лучами листки дубов таноака, дикого каштана, земляничного дерева мадроно... Поистине, калифорнийская земля есть тот благословенный край, на который излиты природой все дары ее!
Морские офицеры в сопровождении помощника-приставника Колонии и крепости, иеромонаха и еще нескольких лиц отправились обозревать нивы, пажити да учиненные во времена разных правителей окрестные заведения Росса. Таков обычай. Новоприбывшим показали и поварни промышленных, и лечебницу, и кирпичный заводец, и верфь корабельную... сводили на огороды, где по сезону разводились самые различные культуры: от американского картофеля и мозгового гороха до зеленоголовой свеклы, репы и хрена.