За Веру, Царя и Отечество!
Шрифт:
Словно почувствовав мой взгляд, парень повернул голову ко мне.
– Таня...Танюша... Ты очнулась, наконец-то, - он тут же вскочил из-за стола и быстрым шагом подошел к кровати, склонившись надо мной.
– Как ты себя чувствуешь?
Опа, а взгляд его мне не нравится. Нежности в нем многовато и морда лица очень глупая - того и гляди расплачется от избытка чувств. Плохо, мне этого не надо...
– Юнкер Никифоров, смирно! Отставить раскисать! Доложить обстановку командиру!
– Попытался рявкнуть я, но мой слабый голос сорвался на середине фразы самым позорным образом и командирского тона не получилось, а сочувствия
– Попить дай, - прокашлявшись, сказал я.
– И подушку поправь. Долго я была в отключке?
– Двое суток, Таня, - ответил Пашка.
Я еще раз посмотрел ему в лицо, отметив про себя его землистый цвет и глубокие тени под глазами.
– Ты что, не спал все это время? Сидел у моей постели как последний идиот?
Парень лишь коротко кивнул головой.
– Зря. Не надо было этого делать. Но все равно спасибо, - принял я из его рук стакан теплого сладкого чая и выпил его мелкими глоточками, почувствовав, что начал потихоньку согреваться и противная дрожь отступает прочь.
– Где я? Что произошло за эти двое суток?
– Мы в Смольном, его удалось полностью отбить от красных... Таня, мне надо врача позвать, он велел первым делом его пригласить, как только ты придешь в себя. И еще Корнилин с Матвеем Филипповичем хотят с тобой поговорить, ждут не дождутся. Они тебе все получше меня расскажут.
– Ладно, - вздохнул я.
– Зови. Отпуска по больничному мне, похоже, не светит.
Примерно через час моя Таня была тщательно осмотрена врачом, заново перевязана, свожена на горшок и умыта медсестрой, накормлена каким-то перетертым мясным супом-пюре и несколькими укрепляющими микстурами, после чего я почувствовал себя более-менее. Страшного ничего не произошло. Сквозное ранение плеча, кость не задета, пуля прошла навылет, от заражения рану за неимением в этом мире антибиотиков обработали антимикробной магией. Просто я сильно устал, потерял много крови и вообще - я маленькая девочка, поэтому чуть не протянул ноги от такой раны, с которой взрослый здоровый мужик мог бы остаться на ногах. Надо это учитывать впредь - магии-то у меня много, а вот собственных силенок и здоровья с гулькин...нос. ТТХ хорошие, а живучесть низкая.
Корнилина с Ребровым доктор, интеллигентного вида мужчина с чеховской бородкой и в пенсне, допустил в кабинет "ненадолго, чтобы не переутомлять больную", но посмотрев на обоих соратников, я сразу понял - разговор затянется. Они смотрели на меня с надеждой, понимаете? Не как на раненого героя, которого надо навестить, а как на волшебника, который сейчас разрулит их проблемы.
– Не представляешь, как я рад тебя видеть живой Таня, - разулыбался мне Ребров.
– Когда я узнал, что тебя ранили, чуть было не велел расстрелять весь совнарком к хренам собачьим.
– А это еще не поздно сделать, - серьезно добавил Корнилин.
– Моим казакам только свистнуть и готово дело. Злые они после боя, да и насмотрелись на кое-какие вещи. Тут неподалеку пленные нам пару подвалов показали, а там разного расстрелянного народу валом...включая генералов из генштаба, прямо в мундирах.
– Не надо никого расстреливать, - тихо сказал я.
– Это всегда успеется, но сейчас мы должны рассуждать политически. Все трупы расстрелянных сфотографировали для протокола? Нет? Зря... Ладно, рассказывайте обо всем подробно.
Дела обстояли неплохо. Но и не хорошо. Наш ночной рейд удался полностью, Смольный и Зимний дворцы были отбиты у народогвардейцев, все
Ряд кварталов города по-прежнему контролировали красные, которые отнюдь не собирались сдаваться, и драться с ними на улицах было себе дороже. Арест совнаркома лишил их единого руководства и координации, но не желания вести борьбу. То же и в Москве. А уж по всей России... Да там нас просто никто не знал и мы никому были не нужны. Тем более нам не стали бы подчиняться. Временное правительство было хотя бы немного легитимно, у красных была поддержка среди части рабочих и крестьян и сеть местных советов, а у нас? И кто такие мы? Короче, пора определяться и что-то делать. То есть назвать себя как-то, может быть советом национального спасения или сразу военной диктатурой, определиться с лидером и выпускать какие-то воззвания, формировать правительство, делать что-то. А эти двое, Ребров с Корнилиным, не предприняли за двое суток после победы ничего кроме чисто военных мер. Зато едва Таня слегка очухалась, прибежали к ней со всеми нашими проблемами.
– Мужики, у вас совесть есть?
– Прямо спросил я у них.
– Я по-вашему кто? Я маленькая девочка - боевой маг и не более того. Когда все было совсем плохо, я помогла вам опрокинуть красных. Но дальше сами, берите власть и действуйте. Я вам доверяю, чуть наберусь сил и буду драться за Россию вместе с моими юнкерами. Но я не политик, не надо меня в это втягивать.
– Это ты-то не политик?
– Улыбнулся Корнилин.
– Слышал я твою речь на вокзале, поэтому за тобой в бой пошел. Да и Матвей Филиппович за эти два дня мне кое-что про тебя порассказал. Нет уж, Таня, если тебя Господь избрал для спасения державы, то неси свой крест. Говори что делать.
– Даже так?
– Озадачился я.
– А как иначе такие чудеса объяснить?
– Вступил в разговор штабс-капитан.
– Только тем, что небеса на твоей стороне. Да ты сама намекала мне на какой-то особый опыт...
– Ну, вы даете, господа. Да, я кое-что соображаю как солдат. Но как политик - нет. Только самые общие вещи.
– Вот ты и посоветуй нам эти самые общие вещи, - кивнул Корнилин.
– А потом спи-отдыхай, поправляйся. Как их воплотить в жизнь мы сами подумаем.
– Ладно, - устало откинулся я на подушку. - Подумаю. Крепкого сладкого чаю прикажите подать. И шоколадку хочу.
– Это сей момент сделаем, - улыбнулся казак.
– Ты уж подумай, Танечка, а мы тут пока у тебя тихо посидим. Как надумаешь чего, скажи. Часа тебе хватит? Время дорого.
– Изверги, - пробормотал я.
– Мучаете ребенка почем зря.
– В общем так, господа, - позвал я офицеров через некоторое время.
– Как ни крути, без одной важной детали наш паззл не складывается, хоть тресни.
– Что не складывается?
– Удивился Корнилин. - Ты порою так чудно гутаришь.