За все наличными
Шрифт:
Новый знакомец с латиноамериканской кликухой пропадал долго, больше часа, -- беглец успел за это время пару чайников опорожнить, -- как вдруг прямо к столу, несмотря на все запрещающие знаки вокруг, подрулила бежевая "Волга" со ставропольскими номерами.
– - Вот тебе славный скакун, братан, и водила -- парень проверенный. Если что, я его из-под земли достану, -- частил вывалившийся с заднего сиденья Абдулла.
– - Гони сто долларов аванса, а остальные четыре сотни Андрюхе на месте, и счастливого пути!
Беглец протянул Зуко стодолларовую купюру, и машина, дав длинный музыкальный аккорд из неувядающего на Кавказе "Сулико", мощно рванула с места.
"Прощай, Чечня! Прощай, Грозный! Прощай, кавказский плен!" -- хотелось кричать беглецу, но он с трудом сдержался, хотя сердце, казалось, вот-вот выскочит
"Волга" ставропольского Андрея, видимо, постоянно моталась на Северному Кавказу, потому что на постах ГАИ он выходил не волнуясь, со служивыми людьми здоровался небрежно за руку и разговаривал запанибрата, ничто не осталось без внимания наблюдательного пассажира. И это также было удачей -значит, не станут проверять документы и рыться в его сумке: и то, и другое было крайне нежелательным. Машина была оснащена приемником с магнитофоном, но записи у Андрюхи оказались сплошь блатными, и беглец время от времени просил переключиться на радио. Слушая последние известия из Москвы, он невольно с улыбкой ловил себя на мысли, что вот-вот прервется передача и чеченское радио сообщит в эфир о побеге тщательно охраняемого пленника, его приметы, примерный возраст и во что тот одет. Эта нелепая мысль, впрочем, навела его на более серьезные раздумья. Только в машине Андрея он осознал, что три года -- а это в ошалевшей России большой срок -- он жил нереальной, почти киношной жизнью и следовало, чтобы не вляпаться в очередную историю, резко переключиться на настоящую, суровую, безжалостную действительность, ту, что мелькала за окном стремительно несущейся к Ростову машины. Расслабиться он не мог себе позволить еще долго.
И, пытаясь вникнуть в эту новую жизнь, он спросил водителя:
– - Судя по номерам, вы ставропольский... Как там относятся к своему знаменитому земляку простые люди, интеллигенция?
– - К Горбачеву, что ли?
– - переспросил тот на всякий случай.
– - Да, к нему, конечно, он ведь один у вас так высоко залетел...
– - И слава Богу! Хватит одного ирода.
– - И парень зло, непечатно выругался.
– - За что же вы его так? Он ведь вам свободу дал, предпринимательство разрешил. Раньше, наверное, так откровенно не покалымили бы...
– - А раньше в этом и необходимости особой не бы-ло, -- отозвался Андрюха.
– - На Ростов дважды в день из Грозного мягкий автобус ходил, и билет стоил восемнадцать рублей. А с вас Абдулла сколько взял? Вот то-то и оно -- людям мозги не запудришь, прозревать начал народ.
– - Да, я вижу, вы политик, прямо трибун, -- подзадорил беглец заведшегося с пол-оборота парня.
Тот вдруг рассмеялся:
– - А вы словно с луны свалились, как сказочный Иванушка, три года на печи просидевший: про Горбачева спрашиваете. Другие за это могут и морду набить... Пока он в Россию-матушку только нищету и раздор принес, а скоро, ох скоро, чую, и кровь русская прольется. Я хоть и простой работяга, а у вас в Чечне каждую неделю бываю и вижу, что войны не миновать. У вас полмиллиона людей под ружьем, по закону каждый чеченец имеет право носить оружие, автоматы на базаре рядом с арбузами продают, патроны, как картошку, ведрами покупают. Разве можно было такому недовольному и воинственному народу горы оружия оставлять, тяжелую артиллерию, минометы, "Град", самолеты. Туда уже скот отовсюду угоняют, транспорт, поезда грабят в открытую. А дураки в Москве шлют составы с добром и шлют, и нефтепроводы двадцать четыре часа в сутки гонят сырую нефть в Грозный на переработку, а свои заводы дома без этой самой нефти стоят. На денежки русские Дудаев армию строит, автоматы "Борз" на поток поставил. Наверное, в Москве, в Белом доме и Думе, многим от него перепадает: и за грузовые составы, и за нефть, и за оружие. Народ все видит, все понимает... Знает, что от нашего ирода -- язык не поворачивается назвать его земляком -- ниточка тянется, он эту кашу заварил. Были раньше на Руси Иваны Сусанины, а пошли ныне Мишки Горбачевы...
– - закончил парень горестно и надолго замолчал.
"Вот и первый экскурс в реальную жизнь состоялся. Чего доброго, еще и по морде схлопочешь за такие вопросики", -- подвел невеселые итоги пассажир. О том, что в Чечне готовятся к войне, он знал как никто другой и, как русский человек, маялся, что не может сообщить куда надо о грядущей беде, а тут, оказывается, об этом знает рядовой водила. В Отечественную немцы уже, что называется, у нашего порога стояли, а мы
Но о политике сейчас думать не хотелось, какой-то внутренний голос нашептывал: "Ты о себе позаботься вначале, кто ты сейчас без имени, без фамилии, без паспорта?"
Без документов нынче и шага не ступишь, кругом границы, шлагбаумы, и везде требуют "аусвайс".
Похитители были настолько уверены, что он у них в руках навсегда, что как-то, окрыленные первыми успехами и пребывая в добром расположении духа, один из них обмолвился, что его не только выкрали, но и инсценировали его смерть в автокатастрофе. Не пожалели угнанной машины, а двойника по моргам, среди неопознанных и невостребованных трупов, целую неделю подбирали. Постарались на славу, чтобы никому и в голову не пришло искать похищенного, -- ведь он мог понадобиться таким людям, которые могут кого хочешь из-под земли достать. Помнится, задал им вопрос: "Ну а поминки вы по мне справили?" На что собеседник, хохоча, ответил: "Нет, фантазии не хватило, -- и добавил: -- Но точно знаем, частенько тебя поминают, говорят, что вот мастер настоящий был, чистодел!"
"На какое же имя у меня были паспорт и права три года назад?!" -невольно пришла на ум странная мысль, и вспомнил он, что звался в ту пору Игорем Трофимовичем Селезневым. Но похитителям важна была не фамилия его, нужен был слух: дескать, в жуткой дорожной катастрофе насмерть разбился и сгорел знаменитый Туглар, -- вот они и похоронили его как Тоглара.
Беглец сам любил готовить операции долго, тщательно, потому и оценил сметку чеченцев: зачем им лишний раз обострять и без того натянутые отношения со славянскими группировками в Москве. Если бы о его похищении узнали воры старой школы, люди его окружения: Япончик, Захар, Сильвестр, Шакро-старый, Сво, они бы тут же организовали достойный "бартер", благо в белокаменной для этого именитых и богатых чеченцев хватало с лихвой. Но что было -- быльем поросло. И выходит, что он как бы заново родился. От этой мысли беглец немного повеселел и даже улыбнулся, однако улыбка эта была мимолетная...
"Как же меня будут звать с завтрашнего дня?" -- опять задумался пассажир, но, как ни старался, не мог вспомнить свое "новое имя". Такое с ним случилось впервые: он обладал феноменальной памятью, вероятно, мог соревноваться на сцене с тем, кому приходится запоминать целые страницы текста, с первого раза продекламировать только что прочитанную поэму. Когда в обиходе появилось незнакомое слово "компьютер", как-то в застолье, пытаясь кому-то доходчиво объяснить, что это за зверь такой, Шакро, тогда еще без приставки "старый" -- сказал: "Ну, это как Тоглар... Только компьютеров много, а Тоглар один". Тугодуму сразу стало ясно, что компьютер -- прежде всего феноменальная память, помнит все и навсегда. И вот память не сработала, подвела... "Наверное, старею или устал, перенервничал", -невесело усмехнулся Тоглар.
В Ростов он рвался сейчас не из любви или сентиментальности -- не было там ни верных друзей, ни сердечных привязанностей, ни тем более родни. Просто там, в районе завода "Ростсельмаш", был оборудован тайник, к нему он и торопился. Таких тайников у него было около десятка, многие из них ныне оказались за границей -- в ближнем зарубежье, теперь там свои паспорта, и тайники скорее всего были утеряны для него навсегда. Вот и ташкентскую фамилию он помнил -- Сулейманов Рефат Шакирович, 1947 года рождения, крымский татарин. Но ростовский тайник от Чечни оказался самым близким... 2
Убаюкиваемый мерным ходом машины и нытьем про расчудесную, но горькую блатную жизнь, вспомнил пассажир и другое, давнее -- первую отсидку и первого учителя. Это он наставлял: на воле надо помнить о черной полосе в жизни и быть готовым в ней, чтобы везде, веером, по стране были разбросаны тайники. Имеешь в запасе полдюжины документов -- и в такой большой стране сам черт тебе не страшен, хотя и повязаны вроде все обязательной пропиской -- ну, это для лохов. Так говорил его Учитель, первым распознавший его редкий талант. Но за лоха его никогда не держали, с первых же дней в лагере стали величать Мастер, это уж потом, когда время кликух пришло всерьез, появилось Тоглар -- прозвище не уголовное, -- так прозвали его еще студентом, в мединституте на первом курсе.