За Японию против России. Признания английского советника

Сеппинг Райт Генри Чарльз

Почти у каждого японского мальчика есть золотая рыбка; он заботливо ухаживает за ней, стараясь, чтобы она как можно дольше осталась жива и здорова и постоянно сравнивая ее с любимыми рыбками своих товарищей. Любовь к цветам и рыбам составляет главное очарование японских детей, которые до того добры и деликатны в обхождении друг с другом, что, право, мне кажется, нельзя найти ни одного дурного мальчика во всей стране. Это результат общественного воспитания. В Японии слушаются все: ребенок слушается своих родителей, маленькие дети – старших братьев и сестер, девушки и женщины – своих братьев и мужей. Со стариками всегда обходятся с нежным уважением, граничащим с почитанием. В Японии неизвестна система работных домов; на нее посмотрели бы, как на унижение всей нации. Каждый считает своим нравственным долгом содержать престарелых родителей, и следовательно, каждый везде видит веселую молодость рядом со счастливой старостью. Сколько времени еще

может пройти, пока безжалостный коммерческий дух, постепенно подтачивающий лучшие народные свойства, не наложит на них свою печать и не разрушит великодушные, гуманные характерные черты этого очаровательного народа? Дай Бог, чтобы Япония сумела охранить себя от предательского влияния этого духа и сохранила бы во всей своей неприкосновенности древние, высоко нравственные принципы и в наш век поклонения золотому тельцу.

В большинстве правительственных учреждений всего мира чиновники никогда не торопятся! В этом отношении не составляет исключения и Токио, хотя, конечно, японцев, в виду исключительной важности текущих событий, обвинять было бы несправедливо.

Наконец я получил письмо от морского министра с уведомлением, что моя просьба должна быть подана через английского посланника. Сэр Кл. Макдональд, выслушав меня с ласковой улыбкой, обещал сделать все от него зависящее. «Но, – прибавил он, – ведь вы не один в таком положении», и вслед за этим он начал рассказывать о непреодолимых трудностях, испытываемых всеми военными атташе и корреспондентами.

Возвратившись в гостиницу, я тотчас написал официальное прошение, после чего мне только оставалось снова начать ожидать.

А между тем Токио было накануне большой внешней перемены. Наступал знаменитый сезон «цветения вишневых деревьев». Японцы совершенно справедливо гордятся своей прекрасной национальной эмблемой. Сезон цветения вишен самый лучший в году: весна только что наступает, зимнее небо получает ясный, свежий, радостный оттенок. Под влиянием ярких солнечных лучей, заливающих все своим блеском, цветочные почки быстро распускаются. Ранним утром все кажется покрытым как бы розовым снегом, птицы весело щебечут и вся Япония любуется и наслаждается красотами природы. Лучше всего любоваться цветущими деревьями, находясь на реке: медленно плывя в сампане [3] , наслаждаешься голубым небом с морем розовых цветов внизу. Это сочетание цветов, отраженное в теплой желтизне реки, дает причудливую, редкую по красоте красок, картину. На берегах реки толпится множество ярко одетых японских девушек. они так весело и радостно болтают и смеются, что кажется, что именно аромат вишневых цветов способствует их увлекательному веселью. Все так красиво и живописно; единственным резким диссонансом являются европейские черные дождевые зонтики, употребляемые многими японцами для защиты от солнца. Только представьте себе кимоно рядом с этим полезным европейским изобретением, между тем, как японский национальный зонтик так изящен и грациозен! В садах видишь те же самые сцены: среди массы цветов толпы безумно счастливых молодых девушек. Чувствуешь себя снова молодым, когда любуешься ими!

3

Японское название лодки. – Прим. ред.

Дни шли один за другим. Новости с театра войны получались чрезвычайно редко, хотя Gogei – газетчик специального издания, – и бегал ежедневно по улицам под аккомпанемент колокольчика, привязанного к поясу. Корреспонденты томились, ожидая распоряжений, но при подобных обстоятельствах нельзя было и требовать многого. Первое благоприятное известие я получил от г. Таката, который, однажды позвав меня к телефону, сообщил мне, что частным образом слышал о том, что мое имя попало в список приглашенных на пароход «Маншу-Мару», идущий в Порт-Артур. Эта поездка являлась чем-то вроде увеселительной прогулки, устраивавшейся правительством на широкую ногу. Выбор участвовавших строго ограничивался членами парламента, военными агентами иностранных держав и некоторыми корреспондентами.

По-видимому я был в числе немногих счастливых избранников. Г. Таката просил меня пока никому об этом не говорить, обещая своевременно известить меня о времени и месте отплытия.

В это время японцы употребляли отчаянные усилия, чтобы закупорить Порт Артур, и в Токио то и дело происходили похороны погибших героев. Особенною торжественностью отличались похоронные обряды при погребении капитана 2 ранга Хирози. Этому храброму офицеру удалось выброситься на берег со своим кораблем под самыми батареями Порт-Артура и за этот смелый подвиг он заплатил своей жизнью. Русские нашли его тело и передали его японским передовым линиям, чтобы оно могло быть отправлено на родину.

Я сделался очень частым посетителем морского министерства, хотя ходил туда преимущественно

для дружеских разговоров и не надоедал своим знакомым деловыми просьбами. Адмирал Сайто, товарищ министра, – прекрасный тип японского моряка, крупный, сильный и с добродушным лицом. Его легко можно принять за обожженного солнцем английского адмирала. Меня с ним познакомил вице-адмирал Иджуин, очень похожий на великого германского полководца фон Мольтке. Он же меня представил вице-адмиралу, графу Ито, с головой Бисмарка, прославившемуся в Китайской войне. Кроме того, в числе моих знакомых был адмирал Арима, удивительно походивший на американского генерала Гранта. Я был крайне поражен этими изумительными сходствами. Меня также представили адмиралу Сэсон. Ласковое обращение всех названных лиц породило во мне уверенность, что я получу желаемое разрешение, как только представится к этому малейшая возможность.

Глава II

Приглашение на «Маншу-Мару». Отплытие из Иокосуки. Морское училище в Этаджима. Джиу-джитсу. Сасебо. Адмирал Самиджима. Прибытие в Чемульпо. Посещение Сеула. Аудиенция у корейского императора. Снова в море. Ночная тревога. Морское сражение. История императорской фаворитки.

Наконец я получил приглашение прибыть на «Маншу-Мару». 12 июня в Шинбаши (железнодорожная станция в Токио) всех приглашенных ждал специальный поезд, который должен был нас отвезти в Иокосуку, – пункт отправления «Маншу-Мару». На вокзале собралось нас провожать множество народу. Толкотня и суматоха были большие, но мне скоро удалось разыскать иностранных гостей. Некоторые из них страшно беспокоились о своем багаже, что в Японии собственно совершенно излишне.

Если вы предоставите свободу действий японскому носильщику, он благополучно доставит вас со всеми пожитками на предназначенное вам место в поезде. Наконец все устроилось. При оглушительных криках «Банзай!» поезд медленно отошел от станции. На первой же остановке, в Шинегава, нас снова встретили восторженные друзья и поезд здесь долго стоял, пока мы окончательно не распрощались со всеми. Некоторые из провожавших делали шутливые предположения о возможности попасть в плен к русским, что встречалось взрывами общего смеха. В Иокогаме в наш поезд село еще несколько приглашенных, радушно встреченных гостеприимными хозяевами.

В час пополудни мы прибыли в Иокосуку. Встретившие нас японские офицеры и матросы приняли на себя все заботы о нас и нашем багаже. Паровые катера перевезли нас на «Маншу-Мару», стоявший на якоре недалеко от адмиралтейства и похожий скорее на яхту.

При входе на пароход нас встретил командир судна, капитан Ямагуши. Все ближайшие заботы по нашему приему и устройству были возложены на старшего офицера, капитана Такараби. Быстро устроившись на корабле, мы прежде всего хорошо позавтракали. Вскоре раздался звук сирены, приглашавший сойти на берег тех немногих избранников, которым было разрешено сопровождать нас на пароход. Во время завтрака вокруг «Маншу-Мару» медленно ходил пароход с хором военной музыки. В гавани было два японских военных судна – «плавучая база» «Тойо-Мару» и крейсер второго класса, построенный в Иокосукском адмиралтействе и только что окончивший свои испытания для окончательного перехода в строй. В 2 часа пополудни мы подняли якорь и с помощью правительственного лоцмана прошли через минные заграждения. Звуки старинной английской песни: «В давно минувшее время», – последнее, что доносилось до нас от военного оркестра, – постепенно расплылись в тумане. Погода стала дождливой; впрочем, трудно было ожидать чего-либо иного в виду дождливого времени года. Ненастный день в море крайне неприятен: горизонт сужается и трудно найти на палубе сухое место. Некоторые из нас курили, другие занялись разборкой багажа в каютах. Пароход был переполнен: все помещения были заняты, но мне посчастливилось получить только одного постоянного товарища по каюте, молодого оксфордского студента.

К моему большому изумлению, все объявления, развешанные на пароходе, были напечатаны по-русски. Я обратился за объяснением к стоявшему неподалеку виконту Инуйе, и он любезно рассказал мне историю этого парохода. Первоначально он принадлежал русским, был построен в 1900 г. для совершения рейсов между Японией, Дальним и Порт-Артуром, согласованных с поездами сибирской железной дороги. При открытии военных действий на нем производились починки в Нагасаки. Японское правительство его арестовало, и он явился первым пароходом, захваченным у русских. Впоследствии, во время войны, число призов, взятых при разных случаях, было так велико, что из них составился целый флот, уже в то время доходивший до сотни судов. Русский капитан «Маншу-Мару» или уничтожил все судовые документы, или выбросил их за борт, а потому не было точных сведений о вместимости парохода, а также других менее важных данных. Предполагают, что «Маншу-Мару» вместимостью около 3500 тонн. Отделка парохода чрезвычайно красива: картины в кают-компании в мозаичных рамах из разноцветного дерева.