За землю Русскую
Шрифт:
На берегу, позади Ивашки, послышались девичьи голоса. Ивашко оглянулся. Близко, совсем близко от него девушка в алом летнике, на голове венок… Васена!
— Здравствуй, добрый молодец! Один на берегу, не любо, знать, тебе гулянье… А может, ждал кого?
— Н-нет, — промолвил. — Не ждал.
— Так ли?
— Не ждал, — повторил Ивашко. — Любуюсь на Волхов…
— Ой, тебе ли, княжему дружиннику, в стороне, скрываючись, веселье искать? — упрекнула Васена. — Не собрался ли куда?
— Не знаю, — сорвалось
— Может, на ушкуях в Заволочье? — улыбнулась насмешливо.
— Нет.
Ивашко справился с неловкостью неожиданной встречи. После того, что сказала девушка об ушкуях, он даже рассердился на нее.
— Смеешься ты… Чем я повинен? — спросил.
— А ты не смеялся надо мной в тот день, на торгу, — сказала Васена и вдруг, покраснев, опустила глаза. — Встретила когда тебя. Смешной казалась.
— Не смешной, а…
— На том спасибо, если правду молвил.
— Васена!
— Ой, и зовут как — вспомнил… За то, что из беды выручил, я не сержусь, а нес когда — боялась.
— Чего?
— Не уронил бы…
Васена убежала, догоняя подруг.
Глава 13
На Великом мосту
Утром Андрейка побывал у батюшки. Стефан Твердиславич ласково его встретил: обнял, потом, отступив, полюбовался на статного молодца, словно не верил, что перед ним сын, Андрейка. Вырос тот за прошедшую весну, загорел, возмужал.
— Слышно, Ондрий, гонцом ты с Ладоги от Семена Борисовича? — спросил Стефан Твердиславич.
— Да, батюшка. Поклон велел передать тебе Семен Борисович.
— Ну-ну, ишь как! Зрю на тебя и дивлюсь — витязь витязем. Встретил бы на улице — не признал. Небось гнал коня, рад, что в Новгороде?
— Спешил и коня гнал… Наказ о том был от воеводы. — Что слышно на Ладоге? У нас досужие языки плетут, будто свейское войско на рубеже, поход будто собирают свей?
— О том и на Ладоге слух, батюшка. Посол свейский у воеводы…
— Не гость ли торговый заместо посла? — усмехнулся Стефан Твердиславич.
— Не гость, лыцарь свейский. Шел он к Новгороду, да ладью в бурю разбило на порожках. Следом за мной будет он в Новгороде.
Стефан Твердиславич помолчал. Из того, что сказал сын, следовало: грозит Новгороду беда шведского нашествия. Но боярин не показал тревоги. «Может, правда, а может, зря судачат на Ладоге», — думал.
— Как тебя князь Александр принял, Ондрий? Знает он, чей ты? Спрашивал?
— Сам я о том молвил.
— Сам… Ну-ну. Пусть ведает, не повольник, не худой смерд перед ним, а витязь из рода Осмомысловичей. Стар, Ондрий, наш род на Великом Новгороде, не раз Осмомысловичи проливали кровь за святую Софию и за вольности наши. Не безродному воину, а тебе, Осмомысловичу, воевода Божии велел ехать гонцом на Новгород. Не вспоминал ли обо мне князь Александр?
— Была речь.
— Ишь ты, — довольный тем, что услышал, сказал боярин. — Дорога у меня своя. Не глуп Александр, помнит.
— Звал меня на княжий двор, — продолжал Андрейка.
— Не в свою ли дружину? — встревожился боярин.
— О дружине не сказывал, гостем звал.
— В княжей дружине нам, Осмомысловичам, не место, — задрав бороду и глядя сверху вниз, вымолвил боярин. — Довольно того, что ты в полку Божина, воеводы на Ладоге. Семен-то Борисович беден, но род его стар, в полку у него быть тебе не зазорно. А коли в хоромы гостем звал князь Александр — иди. У меня с ним свои счеты, а ты молод… Случится поход — ближе к княжему стягу будешь. Долго ли в Новгороде гулять наказывал Семен Борисович?
— Велел скорее быть на Ладоге.
— Ия так мыслю, Ондрий; долго гулять на Новгороде не время. Сегодня и завтра конь отдохнет, а послезавтра благословлю в путь. Охота тебе — не неволю сидеть в хоромах, посмотри людей, себя покажи… Дозволяю пойти на княжий двор, но блюди себя, как подобает блюсти Осмомысловичу… Не якшайся с безродными. До осени живи на Ладоге, а в мясоед позову. Оженить пора тебя. Невесту я присмотрел, болярина Никифора Есиповича дочка. Годами постарше она тебя, да так-то лучше; ума больше и одна она у родителя. Велики вотчины у Есиповича — и близко, и в Бежичах, и в Обонежье; ладно будет, коли с нашими-то сольются.
Невесел вышел Андрейка от родителя. Не гневен нынче Стефан Твердиславич, слова обидного не промолвил; осталась бы у Андрейки радость от встречи, не вспомни батюшка о мясоеде да о невесте. Видал Андрейка дочку боярина Есиповича. Богат и именит боярин, слов нет, но кто не знает, что дочка у него перестарок, рябая ликом…
От батюшки Андрейка направился было к себе в терем, но передумал, вышел за ворота. Скользкая мостовая блестит мутными лужицами. Не вернуться ли в хоромы? Нет, страшно вернуться. Кажется Андрейке — ждет его в хоромах рябая девка. Обнимет, станет слова шептать…
Горька воля батюшки, а как поперечишь? Кому молвить о неожиданном своем горе? Разве князю?.. Князь Александр молод, немногими годами старше Андрейки, поймет. Вступится он в Андрейкину беду, попросит батюшку. Как ни горд и ни своенравен боярин Стефан Твердиславич, все же и ему не легко будет отказать князю. Не любит боярин суздальцев, а давеча сказал — умен Александр.
Андрейка побывал на торгу, обошел все ряды, поглядел на скоморошьи забавы на Гулящей горке… Нет на сердце радости. Не лучше ли было остаться в хоромах, проведать Ефросинью… А что скажет батюшка? Не жалует он дружбу Андрейкину с Ефросиньей; узнает, что виделись, осердится. Идти на княжий двор, но и там рады ли будут?