Забавы ради...
Шрифт:
Забава Потаповна давно, а может быть и ни разу, не попадала в подобные ситуации. Отношения с противоположным полом всегда были исключительно дружескими. А сейчас, когда родители отправились к себе, и весь дом, казалось бы, погрузился в сон, на диване сидел мужчина, которому Забаве не хотелось быть просто другом.
Друг.
Да, это слово когда-то принесло боль девушке. Боль, разочарование и слезы в подушку. Безобидная фраза «Давай останемся друзьями» в тот день разрушила девичьи грезы. Тогда, в семнадцать, все делится на черное и белое. Никаких полутонов, никаких получувств. Когда тебе
Но сейчас, сидя на диване рядом с Соколовым, Забава не могла вспомнить черт лица парня, которого долго считала «тем самым, единственным». Кажется, блондин, кажется, глаза зеленые, или голубые? Не важно уже.
Почему-то Забаве хочется видеть только серо-зеленые глаза и непокорную торчащую челку. Смотреть не легкую небритость на щеках и чувствовать, как короткие волоски приятно покалывают кожу на ладони.
И черты «того», кто казалось бы, был целым миром, окончательно стираются из памяти. А улыбка заставляет придвинуться еще ближе. Мысли, все до единой, улетают. И тело само откликается на волнующий запах туалетной воды, марки которой Забава не знала, но этот аромат не давал покоя девушке на протяжении месяца.
Лицо парня по-прежнему безмятежно, легкая улыбка едва заметна, руки расслаблены, спокойно лежат ладонями вниз, одна на колене, вторая на диване. И Забава сама не замечает, как уже склонилась к волевому подбородку. А руки разглаживают собравшиеся за этот месяц вокруг глаз мелкие морщинки. Сильная рука накрыла девичью ладошку и утроила на груди, там, где сильными ударами билось сердце. Тук-тук… И тихий выдох музыкой прошелся по венам.
Глаза все так же закрыты, словно их хозяин ждет, предоставляя девушке решать самой. Но рука, накрывшая ладонь и переплетенные пальцы заставляют решиться. И вот легкое словно крылья бабочки касание губ срывает тихий стон, в который, кажется, вложен шквал чувств и переживаемых эмоций.
Вторая рука уже не может бездействовать и накрывает затылок с копной молочно-шоколадных волос, шелком струящихся между пальцев. А губы, ставшие вмиг твердыми и требовательными, раздвигаются, приглашая, обещая, даря трепет, мурашками отозвавшийся по всему телу.
Нежные руки скользят по широким плечам, изучая, узнавая, запоминая, а пальцы зарываются в короткие волоски на затылке, сжимая и поглаживая.
Касания губ стали глубже, откровеннее, а Забава оказалась на коленях Соколова, и, что удивительно, не стремилась покинуть своего места. Широкая ладонь скользила по спине и плечам, не позволяя себе спуститься к бедрам. И, окончательно осмелев, Забава Потаповна уселась удобнее, лицом к лицу, вскарабкавшись на колени к Полику, словно взяла его в свой плен. А парень только смог выдохнуть на ухо жарко и хрипло «Мой Василёк» и вновь прижался ртом к чуть припухшим губам, уже терзая их и срывая ответные стоны.
— Ну, что вы, не отвлекайтесь, — раздался голос отца на всю гостиную, — Я водички попью и исчезну.
Поликарп застыл, мысленно окрестив не самыми лестными эпитетами мужчину,
Мужчина стоял в одних шортах, сложив руки на груди, и в его взгляде не было и намека на то, что он уйдет, попив воды, как и обещал минуту назад.
— Покурим? — хмыкнул Поликарпов.
— Покурим, — кивнул Соколов.
— Папа! — вздохнула Забава, — Мне уже не семнадцать.
— Папа помнит, — подмигнул Потап Михайлович и направился в строну открытых, ведущих в сад дверей.
— Курение опасно для здоровья, — еще раз вздохнула Забава, наблюдая, как Соколов вынимает пачку сигарет из кармана куртки.
— Не буду затягиваться, — пообещал Поликарп, подмигнув. Погладив румяную щеку девчонки и оставив легкий поцелуй на макушке, Соколов скрылся вслед за отцом. А сама Забава тихо рассмеялась, накрыв лицо ладонями. Вот это поворот! И что теперь делать?
Потап Поликарпов был крупным мужчиной, чуть ниже Соколова, но чуть шире парня в плечах. В чертах лица мужчины угадывалось сходство с Забавой. А вот младшенькая Поликарпова была точной копией матери. У Потапа Михайловича были такие же темно-синие глаза, как и у зазнобы Соколова. Но если во взгляде девушки плескалась гамма чувств, от насмешки в день знакомства, до нежности во время поцелуя пару минут назад, то взгляд отца Забавы был изучающим, сканирующим, словно смотрел в самое нутро и видел собеседника насквозь.
— Значит, в конторе служишь? — Потап Михайлович выпустил облачко белого дыма, глядя на прикуривающего сигарету парня.
— Уже нет, — ответил Поликарп, — Отец там, полковник. А я не прижился.
— А чего так? Конфликтный? — уголки рта мужчины поползли вверх.
— Идейный, — поправил Соколов, — И на вольных хлебах доход больше.
Поликарпов замолчал, докурил сигарету, выбросил окурок в урну.
— Дам миллион — свалишь с горизонта? — вдруг спросил Поликарпов.
От неожиданного вопроса Соколов поперхнулся дымом, а прокашлявшись, посмотрел на мужчину.
— Дам два и сделаю вид, что вопроса не было, — ответил парень, выбрасывая недокуренную сигарету.
— Богатенький ментовской сынок? — хмыкнул Поликарпов.
— Не бедствую, — пожал плечом Полик, — Потап Михайлович, понимаю, что Вы видите меня в первый раз в жизни, еще и при таких обстоятельствах. Но я встречаюсь с Вашей дочерью и отказываться от нее не собираюсь.
— О, как, — хмыкнул мужчина, — Значит, не откажешься?
— Значит, нет, — Поликарп смотрел на растущие вдоль забора кусты сирени, подсвеченные фонарями в опускающихся сумерках.
— И денег тебе не надо, — задумчиво продолжил Потап Михайлович.
— Не надо, — кивнул Полик.
— А чего надо? — не унимался хозяин дома.
— Она сама нужна, — Поликарп понял, что юлить с этим мужчиной он не имеет права, да и не собирался Соколов что-то скрывать от родни девушки.
— А ты сам-то ей нужен? — хмыкнул Потап Михайлович.
— Я как раз над этим работаю, — ответил Полик.
— Видел я, как ты работаешь, — проворчал мужчина уже добродушно, — Ладно, живи пока. Но если хоть одна слезинка…