Забавы взрослого
Шрифт:
Изъ шеренги молодцовъ выдвинулся Амфилохъ Степановъ. Христофоръ Романычъ началъ читать грамоту, Около него со слезами на глазахъ стоялъ Турковъ. Въ рукахъ его были сюртукъ и жилетка съ травками. Когда чтеніе было кончено и бумага вручена Амфилоху Степанову, Турковъ окончательно зарыдалъ и упалъ ему въ ноги.
— Прими, прими, голубчикъ! — шепталъ онъ.
— Много вамъ благодарны, Семенъ Семенычъ, — говорилъ онъ:- но зачмъ-же униженіе? Униженіе паче гордости.
— Не встану, пока не облечешься въ дарованныя теб ризы! — кричалъ Турковъ и валялся по полу.
— Облекусь, встаньте только.
Амфилохъ Степановъ сбросилъ съ себя халатъ и надлъ жилетъ и сюртукъ. Турковъ поднялся съ пола. Въ это время одинъ изъ стоящихъ у стны молодцовъ, не могши удержаться отъ смха, фыркнулъ. Туркову показалось это оскорбительнымъ.
— Ты чего смешься, свиное рыло? — закричалъ онъ и ринулся на молодца съ кулаками.
Христофоръ Романычъ схватилъ его поперекъ тла.
— Семенъ Семенычъ, опомнись! При такомъ парад, можно сказать торжеств, и вдругъ драться! — сказалъ онъ. Ай-ай-ай! Гд-жь это видано?
— Пусти, пусти! — рвался отъ него Турковъ. Нешто онъ сметъ надъ своимъ хозяиномъ, надъ своимъ начальствомъ смяться? Какую онъ иметъ праву?
— Стой, стой, голубчикъ! — удерживалъ его Христофоръ Романычъ. Мы лучше его міромъ… Это первая вина… Сдлаемъ ему строгое внушеніе. Напишемъ первое предостереженіе. Хочешь, напишемъ?
Турковъ остановился.
— Какое предостереженіе? спросилъ онъ.
— А вотъ, что газетамъ пишутъ. Принимая во вниманіе, что въ поведеніи вашемъ заключается явное неуваженіе къ хозяину, объявляемъ… ну, и такъ дале. Хочешь, предостереженіе?
— Не хочу я предостереженія! Вотъ ему предостереженіе!
Турковъ поднялъ кулакъ.
— Ну, такъ вотъ что… Счастливая мысль! воскликнулъ Христофоръ Романычъ. По крайности и позабавимся. Завтра вечеромъ позовемъ мы опять всхъ молодцовъ и будемъ его судить судомъ съ присяжными
Турковъ осклабился.
— Важная штука! Только зачмъ-же завтра? Валяй сейчасъ!
— А предварительное-то слдствіе? Я ему ужо предварительное слдствіе закачу. Да къ тому-же теперь и поздно. Ежели завтра присяжные найдутъ его виновнымъ, то ты приговоришь его къ тюремному заключенію и лишишь права три дня пить за ужиномъ водку. Тогда мы его возьмемъ и посадимъ часа на два въ чуланъ подъ лстницу. Ну, такъ до завтра, а теперь выпьемъ. Да нужно и имъ поднести?
Христофоръ Романычъ кивнулъ на молодцовъ.
— Валяй! Только изъ чего-же пить будемъ? Нужно-бы какъ нибудь позабавне. Изъ рюмки не пьется.
Христофоръ Романычъ задумался.
— Вотъ изъ чего, — проговорилъ онъ, помолчавъ: такъ какъ это будетъ круговая, то принесемъ сковороду, нальемъ на нее водки и будемъ пить со сковороды, передавая другъ другу.
Принесли сковороду и компанія начала пить круговую со сковороды.
Задуманному на завтра Христофоромъ Романычемъ суду не пришлось состояться. Ночью съ Турковымъ сдлалась блая горячка. Появились мыши, птицы, по комнат летали жуки, ползали раки, а на носу у Туркова цлый сонмъ чертей началъ плясать въ присядку.
— Ужь это девятая горячка съ нимъ, какъ я замужемъ, — разсказывала Платонида Сергевна своей наперстниц Анн Спиридоновн и плакала.
— Смотрите, матушка, что девятый валъ, что девятая горячка страхъ, какъ опасны!… - отвчала та.
Но натура Туркова была крпка и «девятая» не свалила его. Пять дней онъ прохворалъ, а на шестой сталъ приходить въ себя; на седьмой отправился въ баню, на восьмой отслужилъ на дому молебенъ, а посл молебна, когда сли обдать и жена поставила передъ нимъ графинъ водки, онъ оттолкнулъ его отъ себя и сказалъ:
— Убери эту мерзость! Что на глаза ставишь!
1874