Забайкальцы. Книга 1
Шрифт:
— Живо, живо, серяки! — торопил дневальный. — Пойдете в вахмистерку ложки получать.
Егор вскочил с койки, одернул гимнастерку.
— Господин старый казак, дозвольте спросить.
— Ну!
— При шашке идтить?
— На черта тебе шашка, с кашей воевать? Так пойдете.
Молодых — в сотне их набралось восемнадцать человек — дневальный выстроил двумя шеренгами, у дверей казармы пояснил:
— Вахмистерку знаете? Как выйдете за ворота, тут и есть направо. Твоя как фамилия, ты, чернявый?
— Аргунов,
— Ну, так ты, Аргунов, будешь за старшего. Выйди из строя! Так. Взвод, нале-оп, правое плечо вперед, направление на вахмистерку, шаго-ом арш! Веди их, Аргунов!
Все дружно, с левой ноги топнули, пошли к воротам. Часовой, узнав от Аргунова, куда направлялись серяки, улыбнулся в рыжие усы и пропустил их беспрепятственно.
Приткнувшись одним боком к ограде казармы, вахмистерка представляла собой небольшую избу с трехступенчатым крыльцом в улицу.
Из нее навстречу молодым вышел черноусый казак в шинели, накинутой на плечи.
— Куда это, серяки, — ложки получать?
Аргунов приложил руку к папахе.
— Так точно, господин старый казак.
__ Идите получайте! Все-то не лезьте, по одному. Иди сначала ты, старшой, а вы садитесь пока вон на скамейку, там ить не скоро: надо расписаться, то да се.
В вахмистерке находились человек восемь казаков и урядник Чугуевский. На столе перед ним лежали какие-то бумаги и здоровенная деревянная ложка. Аргунов подошел ближе, козырнул.
— Разрешите получить ложки.
Чугуевский внимательно осмотрел молодого казака, карие глаза его сощурились в улыбке.
— Сколько ложек дать тебе?
Аргунов опешил — оказывается, ложек можно взять сколько захочешь — и, недолго думая, выпалил:
— Три, господин старший урядник.
Пряча улыбку, Чугуевский склонился над столом, тронул рукой черные усики.
— Куда же тебе столько?
— На запас, господин старший урядник, — бойко ответил Аргунов. — В случае, может, сломается али што…
Договорить он не успел. Дюжие руки схватили его сзади, и в ту же минуту он очутился на скамье. Сзади его, запрокидывая на себя, как клещами, крепко держал за руки выше локтей здоровенный казачина Молоков. Двое других прижали к скамье ноги, четвертый расстегнул ему ремень, полушубок, заворотил на грудь гимнастерку, нательную рубаху. Не будучи в силах вырваться, Аргунов, дико вращая глазами, хотел крикнуть, но рот ему зажали папахой. Удар по голому животу ложкой был так силен, что Аргунову показалось, будто ударили его поленом.
— P-раз, два, три.
Красный от обиды и боли, вскочил с лавки Аргунов, когда отпустили державшие его казаки.
— Вы што… сволочи!.. — прерывисто, задыхаясь от злобы, бормотал он, трясущимися руками оправляя гимнастерку. — Я чичас… к вахмистру…
— Но-но!
— Вить больно!
— Нас ишо не так лупили, по серячеству, да не жаловались.
— Не жаловались.
— На, выпей водочки, эх ты, маменькин сынок!
— Да, маменькин.
— Ладно, иди. Да не сказывай тем, какие не получили ишо, а то тебе же обидно будет.
Аргунов махнул рукой — «черт с вами», вышел.
Ожидавшие его молодые казаки чинно сидели возле ограды, курили.
Егор, бросив в снег недокуренную цигарку, спросил Аргунова:
— Чего так долго?
— Да тут… — буркнул Аргунов, глядя куда-то в сторону, — станишника встретил, ну и заговорился с ним.
Следующим в вахмистерку зашел Феофан Ерзиков, добродушного вида синеглазый старовер. Несмотря на молодость, у него над верхней губой уже пробивались усики, а румяное, пылающее здоровьем лицо обрамлял золотистый пушок бородки.
Чугуевский ответил на приветствие Ерзикова, удивленно поднял на него брови:
— Ого-о, какой ты важнецкий с виду-то!
Ерзиков смущенно переступил с ноги на ногу.
Сидящие у стола и на скамьях казаки покатывались со смеху, глядя, как краснеет он, морщится и отворачивается от табачного дыма.
— Да не пыхай ты на меня этим дымом вонючим, — жалобно упрашивал он курившего трубку Молокова, который нарочно пускал дым в его сторону. — И так накурили, ажно дыхнуть нечем.
— Ха-ха-ха…
— Тебя, дед, может, по ошибке взяли?
— Послал бы заместо себя сына.
— Ты, наверно, Донинской станицы?
— Ага.
— То-то, видать тебе по физогномии.
— Отчего это у ваших староверов бороды рыжие?
— Они их, наверно, красят, не зря поют про них:
Рыжий красного спросил: «Где ты бороду красил?» «Я на солнышке лежал, Кверху бороду держал».— Сбрей ты ее к чертовой матери.
— Нельзя нам рыло скоблить, грех это, портить образ Исуса Христа.
— Ха-ха-ха!..
— Ну учуди-ил, серяк!
— Ты, значит, ложки получать пришел?!
— Так точно, господин урядник! — При этом Ерзиков с завистью посмотрел на ложку, что лежала на столе, и подумал про себя: «Вот бы эту заполучить, красота-а-а, в случае, придется из артельного котла ухватить, так уж е-есть чем».
Чугуевский, по взгляду угадав желание Ерзикова, улыбнулся, казаки, отворачивая носы, еле сдерживались от хохота.
— Что, приглянулась? Э-э-э, ложка, брат, самая сиротская. Сколько их тебе дать?