Забайкальцы. Книга 2
Шрифт:
В одном месте Егора окликнули, он оглянулся и в подходившем к нему чернобровом казаке узнал Ивана Рудакова из Антоновки.
— Иван Филиппыч! — воскликнул Егор, обрадовавшись неожиданной встрече. — Вот не чаял увидеть, откуда ты взялся?
— Оттуда же, откуда и ты, — Иван, улыбаясь, крепко пожал руку Егора, пояснил: — На одном фронте-то воевали, на Даурском.
— Вот как! В каком же полку-то был?
— У меня, брат, свой отряд был, пехотой командовал: наши антоновские, заиграевские, сосновские, человек триста набралось.
— Где
— Во-о-он, — Рудаков показал рукой в сторону полотняного городка, — сразу за огородами наши палатки.
— Надо сходить к вам вечерком, поди, и наши там есть?
— Есть вашей станицы.
— Схожу. Но ты вот что скажи, Иван Филиппыч, армию-то нашу всю, видать, распустить хотят, а мы-то куда теперь? Твои-то красногвардейцы как думают?
— Всяко думают: одни собираются на прииски податься, другие на Амур, третьи в тайгу — прожить там до весны, а немало таких, что и по домам разойтись хотят, надеются, что белые не всех казнить будут.
— А что, ежели и нам с тобой припариться к тем, какие в тайгу собираются?
— В тайгу, говоришь? Нет, милок, нам с тобой туда дорога заказана.
— Это через чего же? — удивился Егор. — Что мы, хуже других? А тайга-то у вас вон она какая, заберемся куда-нибудь в Глубокую, а либо в Гришкин хутор, и попробуй найти нас там. Харчи будем доставать через Ермоху да коз промышлять, винтовки у нас вон какие. Лучше этого и не придумать. — Про себя же Егор подумал: «И к Насте ближе будет, — гляди, и понаведаюсь к ней как-нибудь ночью». Но Рудаков погасил в нем эту надежду, огорошил вопросом:
— А Шакал? Ты думаешь, он не узнал бы про нас?
— Неужто искать стал бы?
— Ты, Егор, чисто дите малое, сколько лет прожил у него и путем не знаешь, что это за тип. Не зря говорят, что у него лисий хвост, а волчий рот, да еще и нюх-то собачий, особенно на нас, на большевиков. Так что от него никакая тайга нас не спасет. Нет, Егор, для нас с тобой самое лучшее куда-нибудь на Амур либо на Витим, но как можно дальше от дому.
И тут Егор снова вспомнил пророческие слова Ермохи, — как сорочьи яйца едал, старый хрен.
— Чего такое?
— Про Ермоху я… — начал было Егор и не закончил, внимание его привлекла группа делегатов, подходивших в это время к школе. Шло их человек десять, и среди них Лазо, Балябин, Богомягков и чернобородый военный, лицо которого показалось Егору знакомым. Он напряг память, но, так и не вспомнив, спросил Рудакова:
— Это кто же такой? Во-он с черной бородой-то, рядом с Лазо.
— A-а, это комиссар Прибайкальского фронта Чугуевский.
— Андрей! — обрадованно воскликнул Егор и уже вскочил, намереваясь бежать к Чугуевскому, но Рудаков схватил его за руку:
— Куда! Остынь, самое время ему с тобой разговаривать.
— Да ведь вместе мы с ним, в одной сотне были и за Токмаковым охотились…
— Подожди! — Все еще не выпуская руки Егора, Рудаков
— Да уж конечно, пойдем живее, место там захватим, а то на ногах придется стоять, — вишь, все туда поперлись.
Но, к великой досаде Егора, оказалось, что конференция будет проходить при закрытых дверях, поэтому часовые у входа пропускали в школу только делегатов. Все остальные напрасно толпились вокруг крыльца: одни горячились, ругали часовых, а заодно и начальников, другие урезонивали строптивых:
— Чего лаетесь-то? Нельзя, стало быть, и нельзя.
— А почему нельзя, што это еще за секреты такие?
— Военная тайна.
— Какие могут быть тайны, когда конец всему подошел!
— Довоевались!
— Ну, насчет конца-то мы еще посмотрим.
— Товарищи! Чего вы бузите? Что решат там, нам расскажут, давайте-ка лучше расходиться. Нечего мешать людям.
Мало-помалу недовольство улеглось, крикуны угомонились, начали расходиться по своим вагонам и палаткам. Но многие, и Егор с Рудаковым, остались, расселись на завалинке, на песке возле школы.
— Говорят, чехи-то уж в Читу вошли, — заговорил один.
— Говорят, кур доят, — немедленно отозвался второй, — а их шшупают. Им за неделю дороги не исправить да мостов.
— Мы тут целая артель в Курлею собираемся, золото добывать.
— Ононборзинцы коммунию хотят учинить в тайге.
— А что, неплохо задумали, зиму переживут в коммунии, а там видно будет.
— Из нашей станицы почти все по домам думают разъехаться.
— Под расстрел захотели.
— Ничего-о, всех не постреляют.
Часам к двенадцати дня на конференции объявили перерыв, делегаты вышли из школы, подышать свежим воздухом, покурить; их сразу же окружили красногвардейцы, закидали вопросами. Вышел на крыльцо и Чугуевский. Статный, стройный, в новых сапогах и синих брюках-галифе, покатые плечи ловко обхватили скрипучие, желтой кожи ремни, на грудь веером опускалась черная борода, кое-где прошитая ниточками серебристой седины.
Егор как увидел Чугуевского, бегом к нему, с ходу облапил и трижды поцеловал его в губы. Тот сначала опешил, откинувшись, стукнулся головой о стену и, узнав давнего друга, засмеялся:
— Егор!
— Андрюха!
Обрадованные столь неожиданной встречей, оба что-то восклицали, говорили сбивчиво, смеялись да хлопали друг друга по плечам. В школе зазвенел колокольчик, извещающий делегатов, что перерыв пора кончать, и тут Егор вспомнил, о чем хотел спросить старого друга:
— Расскажи-ка, чего там вырешали-то.
— Отчеты заслушали командующих фронтами — Лазо и Баляби на. Второй вопрос был об ограблении банка, решили: создать следственную комиссию и снарядить отряды для розыска бандитов. Ну а враги наши усиленно распространяют слухи, что банк ограбили не анархисты, а комиссары советские.