Забайкальцы. Книга 2
Шрифт:
«Обошли, зашли с тылу», — озарила догадка.
Жданов, еле поспевая за Кларком, бегом кинулся туда же, к месту сражения, но было уже поздно. В первой же поперечной улице увидели отступающих красногвардейцев. Они отходили повзводно, отстреливаясь от наседавших на них казаков, под руки уводили раненых.
Было далеко за полночь, когда прекратилась стрельба. Городом завладели казаки. Уцелевшие от разгрома красногвардейцы собрались в вагоноремонтной мастерской, в которой по случаю нападения казаков сегодня не работали.
Усталые, подавленные пережитым разгромом,
— …Как ахнем по ним залпом, они и ходу назад, а тут орудия зачали бить, пулеметы. Ну, думаем, ладно дело! А того и не заметили, что они надвое разделились. Как нагрянули с тылу — и пошла растатура!.. Где же тут устоять нам — их вчетверо больше, сила! Вот и забрали у нас и орудия, и больше половины разоружили наших… осталось нас три взвода, отбились кое-как. Вот оно какое дело-то…
— Ох, набили наших немало…
— Кочегара Чумилина на моих глазах…
— Напарнику моему Осадчему прямо в грудь угодило!
— Петухова что-то не видно!
— Ранило его в ногу, унесли в околодок!
Слушая печальные рассказы, Жданов оглядывал мастерскую и повсюду видел суровые, озабоченные лица. Понимая, как тяжко переживают люди горечь поражения, он попытался успокоить их, ободрить, говоря, что не все еще потеряно, что они вновь соберутся с силами, что вся борьба еще впереди… Ему не удалось закончить свою речь: в мастерскую, громко разговаривая, возбужденные чем-то, вошли рабочие, и среди них Степанов и Хоменко.
— Депеша, товарищи, очень важная депеша! — едва появившись в мастерской, воскликнул Степанов. С кучей каких-то бумаг под мышкой, он торопливо прошел вперед, к Жданову, и передал ему свернутую вдвое бумажку. Тот пробежал бумажку глазами, и лицо его посветлело.
— Товарищи, радостная весть! — В голосе Жданова зазвучали торжествующие нотки. — Казаки Первой Забайкальской дивизии совершили переворот в городе Гомеле, они арестовали своих офицеров и полностью перешли на сторону революции…
Это известие так подействовало на красногвардейцев, что все они повскакали со своих мест и, окружив верстак, где стоял Жданов, шумно выражали свой восторг:
— Живем, товарищи!
— Жи-ве-ом!
— Ай да казаки!
— Три полка, каково!
— Здорово!
— Шли бы скорее!
— Теперь мы покажем контре!
Жданов, потрясая над головой бумажкой, призывал к порядку:
— Слушайте дальше, товарищи, слушайте! У казаков уже выборные командиры, полками и дивизией командуют большевики!..
Гул восторженных голосов заглушил слова Жданова.
А Степанов тут же, на верстаке, уже набрасывал проект письма ко всем рабочим и красногвардейцам области, в котором оповещал их о событиях в Гомеле, призывал к сплочению в дальнейшей борьбе против контрреволюции.
Глава XIX
1-й
Хотя полком по-прежнему руководили офицеры и сильна была в нем кадетская организация, среди казаков началось брожение. Случайные встречи, разговоры с рабочими, большевистские листовки и газеты, которые каким-то образом попадали в казармы, делали свое дело, и казаки все чаще заговаривали о революции, о большевиках, о Красной гвардии.
Полдень. У походных кухонь выстроились длиннейшие очереди, казаки с котелками в руках ждут своей череды, делятся новостями:
— Слыхали про дивизию нашу?
— Нет, а что?
— К большевикам подались, все три полка.
— Ври больше!
— Честное слово, письмо получил от брата.
— Чего такое?
Казаки оборачивались на говорившего и вот уже стеной обступили его, слушая новости…
На вечерней уборке Мишка Ушаков чистил своего исхудавшего, как и у всех казаков, коня. В конюшне, слабо освещенной керосиновыми фонарями, сумрачно, густо пахнет конским потом, навозом и прелой соломой. Усердно работая скребницей и щеткой, Мишка не заметил, как в стойло к нему зашел казак Лагунов. Оглянулся он на Лагунова лишь после того, как тот дернул его за хлястик шинели.
— Новость слыхал, Ушаков?
Мишка перестал скрести коня, спросил:
— Какую новость?
— Завтра опять на Читу-первую подлаживайся. Первая сотня пойдет, пятая и наша третья тоже, при полной боевой.
— Ну и што?
— А то, что опять Красную гвардию разоружать заставят, взводный наш, Орлов, рассказал мне по секрету.
— Вот оно што-о.
— А шибко нам это нужно?
— Да вроде бы и совсем ни к чему.
— Знаешь, што мы надумали с Орловым, да ишо тут наших пятеро: махнуть из полка и домой по чистой. Хватит воевать с рабочими.
— Да я-то с дорогой душой на такое дело, — загорелся Мишка. — Да как сбежать-то?
— Ерунда, проще пареной репы. Сегодня Орлов всех нас, какие согласятся, назначит в конный ночной патруль… И даже документы мало-мальские сварганит, и все в порядке, согласен?
— Буду готовиться…
Лагунов изложил Мишке план побега:
— До Дарасуна доедем все вместе, а там по своим станицам.
В тот же вечер Мишка поговорил с урядником Орловым, договорились с ним ехать вместе до Заозерной станицы, побывать у Мишкиной матери.
Платоновна только что принесла из колодца воды, затопила железную печку и хотела присесть на скамью, но, взглянув в оттаявшее кутнее окно, увидела двух вооруженных казаков, подъехавших к воротам ее усадьбы.
— Миша-а! — всплеснув руками, воскликнула Платоновна и, как была в одном сарафане, кинулась на крыльцо.
Три с половиной года прошло с той поры, как приезжал в отпуск Егор, и четыре минуло, как проводила Платоновна на службу Михаила. И вот теперь, еще не видя его в лицо, она материнским чутьем угадала сына.