Забайкальцы. Книга 4.
Шрифт:
— Молодец, Мариша! — целуя ее, радовался Мишка. — Молодец, так и надо привечать этих бандитов!
Утром Мишка проснулся, когда совсем рассвело, в окно видно было, что на дворе пасмурно, редкие снежинки кружились в воздухе.
Маришки в комнате не было, из кухни доносится ее голос, плач ребенка, ворчливый говорок тещи.
Атаман тоже только что проснулся, вышел из горницы. Босой, всклокоченный, морщась от головной боли, прошел он к столу и, опохмелившись бокалом водки, запил ее брусничным соком. Только теперь он увидел вышедшего в кухню
— Садись опохмелься. — И, чувствуя, что головная боль проходит, заговорил бодрее: — Надолго отпросился?
— Нет, — мотнул головой Мишка, — сегодня же надо явиться в полк.
— Э-э, нет, и не думай даже, не отпущу! Ты наш гость, и я никаких не знаю, друзей созовем, гулять будем, а завтра посмотрим, на день-то, да и на два опоздаешь, беды не будет! Гумагу напишем в твое оправданье.
Мишка и ответить не успел, как дверь хлопнула и в доме появился еще один человек.
— Здоровате! — приветствовал он хозяев, стряхивая папахой снег с полушубка.
Мишка обернулся и, узнав бывшего друга Орлова, подался ему навстречу.
— Здравствуй, дружина, здравствуй, — широко улыбаясь, Орлов обеими руками потряс руку Мишки, — сказали, что в красных находится, а он, вот он, до старшего урядника дослужился!
— Так ведь и ты в вахмистрах ходишь, — Мишка, улыбаясь, не выпуская руки друга, кивнул на широкие серебряные нашивки на его погонах. — Стало быть, служишь атаману Семенову верой и правдой?
— Служу, только век бы их не видать и лычки эти.
— Чего такое?
— Сам знаешь чего. — И, покосившись на атамана, переменил разговор: — А мне про тебя Сашка Демин сказал Я сначала-то даже не поверил, а потом Тимоха Фартусов пришел, то же самое говорит, ну я и дуй не стой к тебе, а оно и верно.
— Они-то откуда узнали?
— Сашкина баба была у вас вчера и то ли видела тебя или слышала от ваших, от нее и пошло! Знаешь, бабы, ежели одна что-то узнала, то всему околотку известно будет. Вот что, идем ко мне, погостишь у меня по старой дружбе. Там и Сашка с Тимохой ждут, и отец радехонек будет тебя увидеть.
— Чего идти-то? — вступился за Мишку Филат. — К нам веди друзей своих, пельмени вон варятся.
— Точно, Данило, и дядю Федора пригласи, — пытался отговориться Михаил. Очень уж не хотелось ему уходить от Маринки, но Данило так настойчиво упрашивал, что мнимый урядник не устоял, согласился.
— Только недолго, Миша, — подошла к нему Маринка и с такой тоской во взгляде посмотрела на мужа, точно прощалась с ним надолго. У Михаила зарябило в глазах, но он пересилил себя, потянул с вешалки полушубок.
— Скоро, Мариша, скоро вернусь, не беспокойся, — одеваясь, Михаил незаметно переложил из полушубка в карман шаровар браунинг.
А одевшись, и карабин взял с собой, и шашку.
— Оружие-то зачем берешь? — удивился Данило.
Михаил не ответил, первым шагнул в дверь.
На дворе густо валил снег, потеплело. В ограде ни души, работники уехали в лес за бревнами и вернутся не раньше
Сойдя с крыльца, Михаил остановился, придержал за рукав Орлова:
— Знаешь Данило, зайдем в зимовье, поговорить надо.
— Ты, Михайло, какой-то чудной стал! — с удивлением глядя на друга, пожал плечами Данило. — В гости ко мне идешь при оружии? В зимовье зазываешь на разговоры какие-то? Пойдем ко мне, там и поговорим по душам.
— Тут дело такое, тайное. Да ты не бойся.
— Чего бояться-то, я что тебе, враг? Болтаешь всякое неподобное. Идем, послушаю, что у тебя за тайности такие.
В зимовье тепло от русской печки, работница только что подмела земляной пол, застелила его свежей соломой. Михаил отослал ее в дом, снял карабин с плеча, присел на скамью.
— Садись, пригласил он друга и, столкнувшись с ним взглядом, признался: — Я не семеновец, как тебе показалось, господин вахмистр, а большевик! Эскадроном командую у красных, что ты на это скажешь?
— Чудак-человек. — Орлов так и расцвел в улыбке. — Что я тебе скажу, правильно поступил.
— Правду говоришь?
— А чего же? Я, брат, и сам жалею, что вовремя не подался в красные. А теперь вот и время много прошло, и лычки эти нашили мне, будь они прокляты. Вот и побаиваюсь, да и то сказать, у нас тоже вить народ-то всякий, на какого нарвешься, когда перебежать-то к вам вздумаешь. А пуганому коню только плеть покажи.
— Это ты напрасно. Офицеров, какие к нам с желаньем переходят, пальцем не трогаем, даже командирами их ставим. К нам тепереча целыми полками переходят семеновцы. Вот совсем недавно Третий казачий целиком перешел к нам, слыхал?
— Конешно. А вот такое тебе неизвестно, что наш Пятый казачий тоже замышлял перейти к вам полностью? И перешли бы, да нашелся среди казаков предатель, выдал, подлюга! Вот как оно получилось, заговор провалился, и полк наполовину разоружили. Окружили нас ночыо бароновцы из "дикой дивизии" и давай шерстить поодиночке: многих арестовали, троих и главного зачинщика Дмитрия Атовина в ту же ночь и расстреляли, а остальных, какие на подозрении были у них, по другим полкам рассовали! Вот так я и попал в Десятый казачий.
— Тогда другой разговор, — повеселел Михаил и руку пожал давнему другу, — молодец, Данило! И знаешь что, раз такое дело, идем со мной сегодня же, принимаю тебя в свой эскадрон, согласен?
— Хоть сейчас. Только вот что, ко мне-то все-таки идем и ребят Сашку с Тимохой уговорим ехать с нами, ребята они хорошие, согласятся.
— Вот это было бы здорово, идем!
Снегу насыпало уже в полколено, а он валил и валил пушистыми хлопьями, и ни ветерка, никакого просвета.
"А ведь хорошо получается, — мысленно ликовал Мишка, когда оба вышли из зимовья и побрели серединои улицы, — трех казаков увести от Семенова к красным, это же здорово! Да-а, а снегу-то сколько навалило, хорошо ишо, что листовки-то не раскидал ночью, завалило бы их начисто. А для нас-то теперь такой снег еще и к лучшему".