Забег на невидимые дистанции. Том 1
Шрифт:
Сам он девочками еще не интересовался, поэтому не знал, как все устроено в общении с противоположным полом. Избегая их, он, оказывается, давал поводы для интереса к своей персоне, и это противоречие вызывало недоумение. Он терпел, смирившись с непонятной участью, пока его не начинали откровенно провоцировать на контакт, зная вспыльчивость мальчика. Самым главным было вывести его на реакцию, как дети поступают с хищником, который мирно спит в дальнем углу клетки, когда приходишь в зоопарк. Чтобы увидеть зверя в действии, они кричат, дразнят его, стучат по стеклу, могут что-нибудь в него бросить, только бы разозлить и заставить двигаться. Иногда он
Сдерживая бешенство глубоко внутри себя (освобождение никогда не приносило ничего хорошего), мальчик мечтал остаться наедине со своими мыслями. Но каждый день ему этого не позволяли, а ведь он так любил тишину, что готов был ради нее даже ударить девочку. Если так продолжится, наступит день, когда он не удержит себя в руках. Его злость кажется им забавной, ведь их много, а он один, к тому же девочек бить нельзя, а по ним видно, что их никогда не били, поэтому и ведут себя так вызывающе.
Почему все они считают его не тем человеком, каким он себя знает, а кем-то другим, опасным лишь в теории, на деле же предсказуемым, как пес на поводке? Этот вопрос не давал ему покоя.
А началось все практически сразу после того, как он вступил в местную хоккейную лигу и стал играть за сборную школы Саутбери. Нелюдимый и неразговорчивый мальчик, прежде не вызывающий интереса у социума, в котором функционировал словно бы тайно от всех, за короткий срок стал популярным, – стоило надеть форму, встать на лед и показать, на что способен. Благодаря жесткой игре и агрессивной тактике он буквально за полгода стал лучшим бомбардиром лиги в своей возрастной категории, как будто был рожден для этого.
Мало кто добивался подобных результатов в тринадцать лет, поэтому его и заметили. У мальчика имелась своя методика нападения, при которой он почти не нуждался в помощи других игроков. Действовать в группе он не умел, оставаясь в этом собой, – единоличным и угрюмым маленьким отшельником, зато на поле двигался так уверенно и слаженно, что тренер говорил всем: «Этот мальчик родился в коньках, ставлю все свои оставшиеся зубы, он добьется больших успехов».
Основная причина, по которой ему нравилось играть в хоккей, это безграничная возможность выплеснуть негативные эмоции, которые накапливались и отравляли ему жизнь. С помощью тренировок мальчик приобретал опустошенность и умиротворенность, пусть и ненадолго. За полгода игры в рамках своей тактики он сломал определенное количество костей, а также потенциальных карьер (некоторые травмы исключали перспективу дальнейших занятий спортом), и никогда не ощущал угрызений совести относительно этой темы. Напротив, он упивался безнаказанностью в вымещении собственного гнева на арене. Правила игры оправдывали его: на льду рисковал каждый, включая его самого.
Решение вступить в лигу было замечательным, оно изменило его не очень-то радостную жизнь к лучшему. Как минимум – его полностью перестали задирать в школе. Вместо этого старшие ребята лицемерно улыбались ему, не упуская случая протянуть руку для рукопожатия или завести разговор о чем-нибудь нейтральном, чтобы подружиться. Многое магическим образом переменилось. Те же самые ученики, что раньше дразнили его, толкали, подначивали за молчание и вечно угрюмый вид, плохие оценки и неполную семью, могли поставить подножку ради смеха, – теперь эти искатели самоутверждения благоразумно отступали, ведь здоровье и комплекция мальчика изменились в угрожающую сторону, как и его статус в школе.
Не по возрасту
Ажиотажа со стороны той части школьников, что носила платья и туфельки, он не планировал, и к последствиям своего головокружительного успеха в спорте не был готов. Но люди не всегда получают то, к чему готовы. Он понял это еще в тот период, когда его родители развелись.
– Сет, пока!
– Удачи, Сет!
– До завтра! Сет! Пока! До завтра!
Голоса зазвенели в ушах на разные лады, словно нервирующие колокольчики или битое стекло. Они пытались звучать зазывающе, пытались изо всех сил приобрести такой тон, который заставит его обернуться и найти взглядом обладательницу. Раз за разом все это было тщетно, но никто не оставлял попыток. Задумавшись, Сет не заметил, что подошел к своему повороту, зато преследовательницы отлично знали, где живет объект их обожания, и всегда как по команде начинали голосить, прощаясь с ним, на углу между Ривер-Трейл и Олд-Филд-роуд.
– Роза, ты почему дважды с ним попрощалась? Ты что, думаешь, что ты здесь лучше всех?
– Захотела и сказала дважды, ясно? Могу и трижды сказать. Сет, до завтра, пока, удачного тебе вечера! Выкусила?
– Да кем ты себя возомнила? Думаешь, ты ему нравишься? Да у тебя шансов нет, не будь такой убогой. Ты не особенная, ты просто смешная.
– Это у меня нет шансов? Ты видела себя? Такой, как Сет, никогда в твою сторону не глянет. Непонятно, зачем ты вообще за ним таскаешься.
– Замолкните обе! – не выдержал Сет и строго осмотрел девочек, нахмурившись и сжав кулаки.
Группа школьниц в одинаковых форменных платьях и черных гольфах почти до колен застыла в недоумении, ожидая продолжения, но мальчик больше ничего не сказал. Задержавшись на секунду, он грубо поправил на себе бомбер из плащевой ткани, прежде чем нырнуть в спасительный проулок, который сокращал ему путь и, что более важно, дарил долгожданную тишину, скрывая от нежелательных спутниц.
Оставшись один и быстро удаляясь от места своей внезапной несдержанности, Сет начал постепенно расслабляться и заметил, что невысказанная часть обращения застряла у него в горле, как ржавый гвоздь. «Надоедливые сучки». Вот как он мечтал закончить единственное предложение, сказанное в их адрес за последнюю неделю, а может, и больше. Замолкните обе, надоедливые мелкие сучки! Как же вы надоели мне. Жду не дождусь того дня, когда вы перестанете ходить за мной по пятам, упражняясь в красноречии без продыху, но так и не преуспев.
Он так разозлился, что с разбега пнул мешок, оставленный кем-то у бетонной стены. Мусор рассыпался по земле, извергнувшись из рваного брюха черного полиэтилена, но раздражение это не утолило, напротив, вместо одного закрытого пакета стало много хаотично перемещающихся бумажек и упаковок. Ветер сразу принялся за них, увеличивая мировую энтропию. Сет смотрел на это и чувствовал себя странно. Ему захотелось собрать мусор обратно, но если бы он поддался этому импульсу, то посчитал бы себя слабаком. Поэтому он просто пошел дальше. Не хотелось в таком состоянии заявляться домой, но иного выбора ему не оставили. Отношения с матерью и так были натянутыми с некоторых пор, а в таком настроении, как у него сейчас, новая стычка обеспечена.