Забег на невидимые дистанции. Том 1
Шрифт:
За половину урока одноклассники написали и передали ей порядка десяти записок незаметно от учителя. После третьего послания Нина перестала их разворачивать, после пятого – начала рвать бумажки. В них было одно и то же разными словами, а ей совершенно не хотелось это обсуждать. Когда Отто сел рядом с нею, мгновенно забыв о сестре, с которой вошел в класс (Ханне пришлось довольствоваться задними партами, ибо главная соперница вновь ворвалась в ее жизнь и отняла брата, а все нормальные места оказались заняты), Нина передвинула к нему гору бумажных кусочков, вызвав недоумевающий взгляд друга.
– Что ты сделал? – шепотом спросила она.
–
– Отто, мы шли туда, чтобы что-нибудь стащить и похвастаться среди своих, в узком круге лиц, но не всей же школе! Я не для того полезла на гору строительного мусора, чтобы история стала достоянием общественности. Мне во дворе прохода не давали!
– Я и не рассказывал всей школе, оно как-то само разошлось, честно.
– Я не хочу и не буду ни с кем это обсуждать. – Девочка указала хмурым взглядом на порванные записки. – Мне хватило разговоров с родителями и врачами, тошнит уже. Даже офицер полиции приходил.
– Ты не представляешь, как сильно я за тебя переживал.
– Разговорчики в классе! – Учительница ударила указкой по доске, заставив присутствующих инстинктивно вжать голову в плечи, и обвела их испытующим взглядом, но так и не сумела вычислить, кто шептался. – Первое предупреждение, – прошипела она и отвернулась.
Дети замолчали, продолжив слушать тему. Никто не хотел бы получить второе предупреждение. Отто незаметно порылся в клочках записок, складывая, словно мозаику. Некоторые вопросы вызвали у него улыбку, прочие звучали довольно назойливо. Сделав вид, что записывает конспект в тетради, мальчик написал:
«Если бы месяц назад тебе сказали, что скоро тебя будет знать вся школа, ты бы поверила?» – И легонько толкнул Нину локтем, привлекая внимание. Девочка попыталась скрыть ухмылку, но рядом с Отто ей это не удалось. В своей тетради она написала ответ:
«А нужно было всего лишь продырявить ногу».
Отто чуть не прыснул смехом, но, к счастью, сдержался. После урока он вывалил ей все, как было. Узнав, что происходило в школе в ее отсутствие, Нина покачала головой и промолчала. Сложно было давать комментарий столь неоднозначной ситуации, когда тебе нет и десяти лет. Мысленно она надеялась, что скоро интерес к ее персоне поутихнет (не может же это длиться вечно, найдут себе новый объект и отстанут), но какого ребенка не порадует мысль о внезапно свалившейся популярности? Приходилось вкушать ее плоды, иногда обнаруживая в этом некоторые плюсы.
Первый кирпичик в социальный портрет Нины был положен рукой несчастного случая, и все дальнейшее будет только укреплять сложившийся в умах образ. Она ощущала этот процесс, хоть и не сумела бы сформулировать словами, но не знала, радоваться или расстраиваться. С Отто они еще долго обсуждали случившееся на стройке, отбиваясь от зевак и разыскивая места, где хотя бы на перемене могут побыть вдвоем.
Так прошел ее первый день, а на следующий последним уроком была физкультура. Нина впервые не занималась, а просто сидела в зале, и это настолько ее угнетало, что хотелось испортить настроение абсолютно всем, но она сдерживалась, чтобы не превратиться в Ханну. Многие оставили ей на хранение свои мобильники, в которые разрешили поиграть, чтобы убить время, но даже перспектива почти час рубиться в пинбол не скрасила одиночества.
Сидеть на месте, когда все вокруг двигаются, визжат и бросаются баскетбольными мячами, как будто хотят разбить друг другу головы или как минимум
– Если тебе здесь не сидится, топай в зал в западном крыле. Посидишь тихо и посмотришь, как старшеклассники играют в хоккей.
– Хоккей?
– Да. У них сейчас как раз тренировка. Скажешь, что я тебя прислал, потому что ты мне надоела. Если тебя вообще кто-то там заметит. Все! Бегом, то есть шагом… марш! Только медленным и осторожным шагом, поняла ты меня, стихийное бедствие в теле ребенка?
– Сэр, так точно, сэр.
– Все, брысь отсюда.
Остаток занятия девочка действительно наблюдала за тренировкой сборной школы Мидлбери по хоккею, отмечая, что это чем-то напоминает обожаемый ею пинбол. Никем не замеченная, она расположилась на самом верху трибун, где почти не было света, позабыв обо всем, включая многострадальную ногу и внезапную известность. Зрелище так увлекло ее, что девочка замечталась о карьере хоккеиста (до этого дня она грезила стать каскадером). Ясно увидела себя в белой форме с красными цифрами на рукавах, со щитками на коленях, с клюшкой и на льду, возможно, без пары зубов, но это мелочи жизни.
Мысль, что она будет приходить сюда дважды в неделю и тихонько подсматривать, изучая правила игры и слушая взрослые выкрики порой приятно нецензурного толка, пульсировала в голове и заставляла Нину неосознанно ускорять шаг, что вызывало легкое покалывание в ступне.
Но если мечтаешь стать спортсменом, нужно уметь терпеть боль. Нина умела.
Episode 2
Девочка, идущая за его спиной, засмеялась громче, чем требовалось, чтобы привлечь к себе внимание. Преследованием она его и так привлекала сполна, но не так, как ей хотелось бы. Ее спутницы от десяти до четырнадцати лет мгновенно подхватили несложный трюк, возводя нервирующую канонаду в абсолют.
У него заскрипели зубы.
А может, им действительно доставляло веселье плестись за ним следом на небольшом расстоянии, пока он возвращался домой из школы, и так день изо дня. Шумно общаться, раздражающе хохотать там, где можно просто улыбнуться, сверлить его спину глазами, с трепетом ожидая, когда он обернется и посмотрит на кого-нибудь из них, чтобы обсуждать это событие еще неделю и делать выводы, кто ему нравится больше всех (никто).
Состав преследовательской группы время от времени менялся, в него прибывали новые девочки, а старые почему-то отваливались и больше этим не занимались, но он не запоминал их лиц, чтобы это заметить. Особо смелые могли окликнуть его с идиотским вопросом или просьбой, но всегда получали неприятный взгляд или ответ сквозь зубы.
В отличие от них, ему этот балаган осточертел с самого начала. Ничего забавного в том, чтобы не иметь возможности побыть одному, не было. Но он не мог прекратить преследование. Кричать было бесполезно: раскаты его голоса, никак не свойственные возрасту, приводили девочек в языческий восторг, какие бы слова он ни использовал, и давали новую пищу для восхищений и обсуждений, а применять силу было нельзя, хоть и очень хотелось в отдельных случаях, когда его доводили. Чем грубее он их отталкивал, тем охотнее они следовали за ним, как будто злость и отстраненность мальчика привязывала их все туже, влекла сильнее всего прочего в нем.