Заберите вашего сына
Шрифт:
— Спасибо, лилии мне еще не дарили никогда.
— Люблю быть первым. Везде, — ехидно отозвался, испортив все впечатление. Впрочем, не так уж сильно.
Уже будучи во дворе у подъезда, он распаковал несколько десятков красных роз на длинном стебле, критично оглядел и повернулся в мою сторону. Заметив странный взгляд.
— Пошли?
— Ты точно уверен? — снова спрашиваю, понимая, что сейчас будет самое настоящее испытание. А ведь Доронов даже не мой парень!
— Магазинчикова. — хмыкнул, искоса поглядев в мою сторону и заглушая двигатель. — Ты себе
— И знать не хочу. — буркнула, выбираясь наружу под прицелами всех наших соседок.
Ага, уже вижу их взоры. Прикованы к Амиру, оглядывают, осматривают, а потом сравнивают с рекламным баннером у нас за домом. Большинство его видели и прекрасно помнят. Чувствую, будто с кинозвездой по красной дорожке иду и из одежды на мне только старая пижама со слониками. Не успеваю сделать шага в сторону, Доронов с пакетами, фиалкой и букетом дергает на себя, обнимая за талию. Витька Самохин, мой давний поклонник, провожает нас ошарашенным взором. Вон, сигарета изо рта выпала. Машу ему рукой, тут же слыша рядом шипение:
— Прекрати!
— С чего бы? — возмущаюсь, — это мой старый знакомый, — уточнять насколько старый, и насколько знакомый не буду.
У нас с Самохиным ничего не получилось — не выдержал бабушкиных лекций, но преданно любить не перестал. Каждое день рождения и 8 марта дарит мне одну розу, хотя я не люблю их. Бабушка да, мне эти цветы никогда по душе не были. Но все равно приятно. А сейчас рыхлит ботинком грязный снег, пока его собака бегает вокруг детских качелей и сунув руки в карманы своей теплой темной крутки, зорко следит за нами.
— Лиля, — Амир меня разворачивает лицом к себе, пока стоим под навесом подъезда. Держит меня крепко за рукав, а взгляд совсем ни такой веселый, как обычно. Наоборот, довольно жесткий, точно такой же, как тогда с предводителем Зооспаса этого.
— Договоримся сразу, — изрек мрачно, касаясь пряди моих волос и внимательно смотря в глаза, точно гипнотизируя. — Никаких посторонних парней. Вообще.
Так, погодите. В какой момент я клятву верности дала, не припомню.
— Доронов, ты куда поскакал? — возмущаюсь, выдергиваю руку и доставая ключи. — Мы не женаты, не встречаемся и вообще увиделись случайно! Что за претензии…
Жму ключом, открывая домофон, вот только дверь захлопывается от его руки. Она чуть выше моей головы. Чувствую горячее дыхание, едва касающееся кожи и слышу грозный шепот.
— Боюсь тебя расстроить, Лили, но в личном и бизнесе привык держать руку на пульсе. Поэтому если выбрал женщину, то долго не размениваюсь. Так что не путай меня, зайка, с обычным увальнем, боящимся даму на свидание пригласить.
— Надо было тебя зеленым отдать, — бурчу, вновь открывая дверь, едва он отпускает ее, слыша в ответ тихий довольный смех.
В лифте к Доронову возвращается его идиотский настрой. Он вновь завел странную тему, уцепив пару безграмотных надписей на стенке лифта и с удовольствием развивает из этого диалог сам с собой, пока перевариваю услышанное. Стоит шагнуть на лестничную площадку, с тоской представляю,
Слышится шум, затем крики: «Виола открой, у меня бигуди!» и «Мама, какие бигуди, это Лиля!».
— Неважно, что Лиля. Вдруг она мужика привела, а я еще не довела свой туалет до нужного эффекта! — слышу это, едва мама открывает двери, выпуская тепло квартиры в коридор и застывает, глядя на нашу пару.
— Лиля? — выдыхает ошарашенно, переводя взгляд с одного на другого. — Амир?!
Ну, да, последнее удивляет, но я ожидала более бурной реакции на Доронова. В конце концов, с его отцом у нее постоянные конфликты были. Но тут ничего подобного. Больше похоже на испуг. Мама бледнеет на глазах, ее рыжие волосы всколочены и она, кутаясь в длинный шелковый халат, пропускает нас, приходя в себя.
— Проходите, — прокашливается, тормозя меня, пропуская в дом гостя. — Солнышко, что у нас делает младший Доронов? — вскидывает брови и оглядывает меня, хмуря брови. — Он что-то сделал тебе?
— Не, — качаю головой, пока Амир невозмутимо снимает ботинки с аристократичным видом их убирает в шкаф, затем вешает верхнюю одежду, поправляет костюм. — Помнишь парня, которого я якобы убила водкой? — секунда и в светло-карих глазах моей мамочки мелькает осознание, которое она выражает так:
— А! О-о-о, — кивает, кладя мне руку на плечо. — Ясненько. Это вот его ты на молокозавод возила, да?
— Ага, но он не пригодился. — отмахиваюсь, на что мама дипломатично заявляет:
— Ничего удивительного, мужик нынче не необходимость.
Сто баллов, мамуль. Люблю ее.
А потом засранец вручает ей торжественно розовую фиалку, и мамуля тает.
— Амиран, — выдыхает, осторожно касаясь лепестков и вдыхая. — Боже, какая красота! Это так мило, — она прослезилась, а я мрачно бросаю взгляд на его довольное лицо, шипя:
— Подхалим!
— Просто люблю и знаю женщин, — подмигивает, заставляя развернуть свой букет.
Мама охает, ахает, заламывает ручки и тут в коридор точно императрица вплывает бабуля с прической Анджелы Девис — копна мелких кудряшек на голове, точно соцветие пушистого одуванчика из серебристых волос. На ней кремовая прямая юбка, светлая блузка, в руке веер, на губах — красная помада. Всюду разит духами «Красная Москва», а на лице решительное выражение с ее фирменным взглядом работника КГБ. Когда-то его очень испугался очередной мамин ухажер — сбежал прямо с порога.
Мы с мамой одновременно прижались друг к другу в тот момент, когда Доронов шагнул вперед, схватил букет с розами. Затаили дыхание, ждем, бабушка выдыхает:
— А-а-а, здравствуйте молодой человек, — цокает языком, останавливаясь, складывая перед собой руки, приподняв тонкую бровь. — Если не ошибаюсь, Амир Давидович Доронов?
Ну, да. Еще бы она не знала сына нашего местного алкогольного короля. В ее взоре все больше холода, потому что Доронов капиталист, а она их не любит. Щелкает веером, принявшись неспешно обмахиваться и проговаривает: