Забей стрелку в аду

Зверев Сергей Иванович

Война закончилась. Но новые этапы вереницей тянулись к мрачным штольням рудника. Правда, после победоносной весны сменился контингент. При тусклом свете керосиновых ламп махали кайлом люди в мундирах со споротыми погонами и знаками различия. Пленные эсэсовцы из элитных дивизий «Мертвая голова» и «Викинг» долбили неподатливую породу до кровавых мозолей с присущей немецкой нации педантичностью. Арийцы все делали на совесть: сражались, жгли деревни с мирными жителями, добывали ценное сырье.

Солдаты «третьего рейха» выбрали все до остатка. Правительственная комиссия признала разработки нерентабельными, и рудник закрыли. Братское кладбище, на котором

бок о бок покоились «враги народа» и белокурые представители несостоявшейся расы господ, мечтавших повелевать миром, сровняли с землей. Входы в штольни взорвали, списанную технику бросили, а колючую проволоку и прочие лагерные причиндалы аккуратно сложили и забрали с собой. Тюрем и лагерей в России всегда не хватало, в отличие от природных ископаемых.

Старый ворон, обитавший в здешних местах с незапамятных времен, не покидал насиженного гнезда. Птица, помнившая период, когда мертвечины было навалом, ждала возвращения людей. И они вернулись, расположившись лагерем в обветшалых бараках и замшелом здании администрации…

– Прибыл за пайкой, пернатый?! Чего так поздно? Скоро вечер.

Святой развернул бумагу с приготовленным угощением, щепоткой хлебных крошек.

Кося антрацитовым глазом, ворон ступил на жестяной проржавевший козырек узкого оконца, продуваемого всеми ветрами помещения, бывшего некогда карцером для усмирения строптивых заключенных. Человек, прикованный к металлическим скобам, вмурованным в стены, не представлял опасности. Отсюда, как помнил ворон, редко кто выходил. Чаще выносили давно забытое лакомство – человеческие трупы. Но новый знакомый птицы, вот уже три дня пытавшийся ее приручить, умирать, кажется, не собирался. Распрямив крылья, ворон спланировал вниз и, нахохлившись, уселся возле угощения.

– Лопай, птеродактиль… Сколько же тебе лет… – разглядывая птицу, задумчиво произнес Святой.

Он отодвинулся в угол, обхватив руками колени. Пернатый старожил, отказываясь от скромного угощения, пронзительно каркнул, бочком приближаясь к неподвижному пленнику.

– Предсказываешь что-то нехорошее. Учти, я не суеверный. А обстановка и так хуже некуда, – негромко, чтобы не вспугнуть единственного собеседника, произнес Святой.

Узкое помещение карцера напоминало каменный стакан. Стены были покрыты плохо читаемыми надписями, выведенными слабеющими руками заключенных тех смутных времен, когда человеческая жизнь не стоила и ломаного гроша. Святой, оказавшись в отдельных «апартаментах», не стал оставлять автографа на влажных от вечной сырости кирпичах, посчитав, что собственноручно писать эпитафию для себя рановато.

В этот медвежий угол, забытый богом и людьми, бывший спецназовец прибыл не по своей воле, перенесясь на солидное расстояние от цивилизованного района подмосковных вилл и особняков в комариный край, где на квадратный километр водилось больше дикого зверья, чем людей.

О местности Святой мог составить приблизительное представление, ведь вся дорога отложилась в его памяти двумя неравнозначными этапами. Старт состоялся на пустынной товарной станции, возле которой возвышались башни элеватора и тянулись бесконечные пакгаузы с амбарными замками на воротах. Погрузка в вагоны, напоминавшие военные теплушки, проходила кромешной ночью. Станционные прожектора были погашены, и только фара маневрового тепловоза рассеивала мрак.

Неразлучный спутник Святого, мордастый бандит с отметиной на лбу, вывел пленника из джипа под усиленной охраной албанцев. В национальной принадлежности смуглолицых людей, сновавших,

точно муравьи, по бетонному возвышению рампы, Святой не сомневался. Ему приходилось сталкиваться с представителями этого диковатого балканского народца раньше. Знакомство оставило неприятный осадок, хотя Святой никогда не переносил отрицательные черты отдельных выродков на всю нацию. Приложивший к его затылку пистолет чистокровный славянин по кличке Лишай мог быть эскимосом, оставаясь для пленника прежде всего бандитом, которого следует уничтожить в нужный момент. Но все-таки присутствие на станции выходцев с Балкан вносило свои коррективы. По богатому опыту Святой знал, что иностранные наемники на чужой территории действуют с особой жестокостью, не питая к местному населению ни капли жалости. Стоя перед товарным вагоном, он напрягал зрение, стараясь разглядеть и запомнить каждого. Все были заняты делом, кроме него. Согнувшись в три погибели, албанцы затаскивали ящики с невинной маркировкой, обозначавшей экспортные поставки продуктов питания на стенках. Отдельный, крупногабаритный груз доставлялся электрокарами, въезжавшими по металлическим лагам внутрь вагонов.

Работа шла слаженно, как по нотам. Никаких перекуров. Никаких лишних движений. Казалось, по рампе передвигаются не люди, а роботы, подчиняющиеся безупречно составленной программе, вложенной в кибернетические мозги.

Святой стоял спиной к пакгаузам. За ним, выстроившись сомкнутым рядом, переминались с ноги на ногу трое громил, выделенных для конвоирования пленника. Святой, поглощенный созерцанием погрузки в надежде увидеть знакомые лица Дарьи или Стивена Хоукса, не услышал, как рассыпалась шеренга, пропуская человека с ястребиным профилем.

– Я обожаю путешествовать, – встав плечо к плечу с пленником, произнес Ястреб.

Святой повернул голову, меланхолично заметив:

– Это мало похоже на увеселительный круиз.

– Ты имеешь в виду товарные вагоны?

– Да. Хотелось бы отоспаться после подвала в СВ или, на худой конец, в обычном купейном… Кстати, далеко едем? – позвякивая цепями, словно модница золотыми браслетами, задал провокационный вопрос Святой.

Меченый прямо-таки зарычал от наглости подконвойного. Босс Лишая демонстрировал завидную выдержку, по которой всегда можно отличить профессионала от банального бандита.

– Не гоношись, Лишай! Наш друг изволит шутить. Показывает железный характер. Это мне нравится. Приятно иметь дело с крепкими мужиками, а не со слюнтяями и дристунами, прикидывающимися суперменами у стойки бара. Крепыши меня мобилизуют, не позволяют расслабиться. И козлы отпущения из них получаются классные, очень убедительные, – подняв руку, Ястреб проверил время, посмотрев на массивные часы с несколькими циферблатами для различных часовых поясов. – Едем мы далеко, всей компанией, по одному маршруту, но в разных вагонах. Не волнуйся, Святой, на конечной станции о тебе не забудут. Пригласят пройти на выход.

Кутерьма с погрузкой завершалась. Станционный служащий в форменной рубашке с короткими рукавами трусцой бежал вдоль вагонов, испуганно озираясь на смуглолицых албанцев. Пухлый железнодорожник, похожий на приплюснутого с макушки колобка, сипло закричал:

– Все готово, Сергей Николаевич. Можно закрывать и цеплять к составу.

Он триумфально заклацал пломбировочными щипцами, инструментом, напоминающим давилку для чеснока с удлиненными рукоятками.

– Поедем, как большевики… – засмеялся Святой, которому чувство юмора не изменило бы и на краю могилы.