Забей стрелку в аду
Шрифт:
Приложив палец к тонким змеиным губам, после чего станционный служащий перестал шуметь, Ястреб недоуменно переспросил:
– При чем здесь краснопузые?
– Дедушка Ленин приехал в Россию в запломбированном вагоне и сделал революцию. Намечается похожая ситуация?!
Историческая параллель, проведенная пленником, Ястребу пришлась по вкусу. Он панибратски похлопал Святого по плечу и осклабился в волчьей ухмылке:
– Революция?! Я не фанатик, а деловой человек, выполняющий заказ. Фейерверки неплохо оплачиваются, если их устраивает хороший мастер. Зажравшийся мир надо немного
– Сам на воздух взлететь не боишься? – подталкиваемый в спину, Святой задержался перед черным квадратом входа в вагон.
Но Ястреб сделал вид, что не расслышал вопроса, занятый контролем финального этапа погрузки – опечатывания вагонов. Вместе с раздувшимся, словно жаба, железнодорожником он обошел каждый вагон, задвигая двери и опуская клямки замков. Затем потеющий толстяк пропускал сквозь дужки проволоку, перекручивал ее монтировкой и, достав свинцовую шайбу, закреплял пломбиром, выбивавшим номер сортировочной станции.
Оформленный по всем правилам груз отправлялся в восточном направлении вместе с владельцами.
Трое суток в замкнутом пространстве товарного вагона, заставленного ящиками, действительно не походили на увеселительный круиз. Компанию Святому составила дюжина албанских боевиков, оккупировавших дощатые нары, и неизменный Лишай, изнывавший от безделья. Втихомолку, нарушая строжайший запрет шефа, бандит прикладывался к бутылке, когда вся бригада заваливалась спать. Впрочем, законсервированные в вагоне албанцы дрыхли сутки напролет, проявляя к посаженному на цепь пленнику минимум интереса.
Святому отвели целый угол, бросив взятый из подвала виллы матрац. Короткая цепь ограничивала движение, и он часами лежал на спине, прислушиваясь к гортанному негромкому говору боевиков или булькающим звукам льющейся в глотку Лишая водки.
Пленника манили ящики, в которые нестерпимо хотелось заглянуть. Но дотянуться до них было невозможно. Предприняв единичную попытку, Святой отказался от тщетной идеи завладеть оружием. То, что в ящиках находится арсенал отряда Ястреба, он определил по характерному аромату оружейной смазки, просачивающемуся сквозь щели между досками. Этот запах примешивался к атмосфере вагона, густо настоянной на смраде табачного дыма, немытых, смердящих терпким потом тел боевиков, вони бачка с дерьмом и разлагающимися объедками.
«Неужели Даша мучается в таких же скотских условиях? В душе этой желтоглазой сволочи нет ни капли сострадания к ближнему», – тягостные мысли о девушке, ставшей для Святого самым близким человеком, причиняли больше страданий, чем почти вросшие в плоть стальные обручи наручников.
Состав упорно продвигался на восток. За стенами вагона шумели станции, перекликались посвистом сигналов локомотивы, доносилась людская речь. Останавливался эшелон нечасто. В основном ночью, когда состав переформировывали, чтобы отправить дальше. Вагоны, спущенные с сортировочной горки, сотрясали резкие толчки, за которыми следовала крутая матерщина рабочих, проверяющих сцепку и спускающих лишний воздух из пневмосистем.
Первую половину пути каждая такая остановка и маневры вызывали у боевиков приступ бдительности, граничащей с паникой. Они спрыгивали с нар, занимали боевые
Дорога и вынужденное безделье разлагающе действовали на албанцев. Дурной пример подавал Лишай, обалдевший от сиденья взаперти. Спиртные запасы истощились, а развлекаться истязанием пленника громила не отваживался, памятуя печальную судьбу приятелей, превратившихся по милости Святого в корм для могильных червей.
– Скорей бы ты сдох, – уныло бормотал Лишай, поднимая отяжелевшую голову с лежанки, расположенной на верхнем ярусе нар, откуда он спускался, чтобы покряхтеть над бачком с нечистотами и взять банку консервов, которые уже застревали в глотке.
По рации он докладывал обстановку боссу, из чего Святой сделал вывод, что Ястреб едет этим же эшелоном только с большим комфортом. Радиус приема переговорного устройства был меньше, чем у мобильного телефона, работающего в черте города.
Постепенно расхлябанность скосила всех поголовно. Вагон напоминал змеиное гнездо с впавшими в зимнюю спячку гадюками.
Однажды в детстве, гуляя по осеннему стылому лесу, подступавшему к забору военного городка, где жила дружная семья капитана Рогожина, Святой, а в ту золотую пору просто шебутной малец Димка Рогожин, расковырял трухлявый пень, на дне которого обнаружил тугой, скользкий комок перевившихся между собой пресмыкающихся. Самая матерая особь, гадюка, покрытая чешуйками размером с ноготь мизинца новорожденного младенца, разбуженная прутиком Димки, зашипела, высунув из пасти раздвоенный язык. Тогда мальчишка, испуганный злобным взглядом желтых глаз змеи, убежал, но гнездо навечно отпечаталось в памяти ребенка.
Вагон освежил впечатления, полученные в детстве.
Российские дороги не терпят беспечности. Расслабленно обняв подругу, можно гнать машину по немецким автобанам, можно пить, не боясь расплескать кофе, в ресторане токийского суперскоростного экспресса, можно заниматься любовью, закрывшись в туалете авиалайнера какой-нибудь солидной компании, но, следуя по путям сообщения непредсказуемой страны, надо помнить о бдительности.
В предутренний час, когда туман скапливается в низинах, состав застрял на перегоне, дожидаясь своей очереди проследовать через мост, соединявший берега воспетой в песнях великой русской реки.
Святой не спал. Повернувшись к стене, он вливал в легкие неповторимый прибрежный воздух, остуженный речной прохладой, вобравшей в себя дымок от костров рыбаков, аромат разнотравья пойменных сенокосов и свежесть речных плесов. Он умел довольствоваться скромными радостями жизни, от которых кружилась голова, сокращались не потерявшие эластичности и упругости мышцы, а сердце мощными толчками перекачивало кровь.
«Партия еще не сыграна. Ты достанешь из колоды козырного туза, – упиваясь глотками пьянящей свежести, размышлял Святой, не потерявший бодрости духа. – Слишком самоуверенные подонки где-нибудь да поскользнутся, и тогда ты не позволишь им подняться».