Забитые люди
Шрифт:
Вот вам и все. Не в князе тут сила, а в том, что каков бы он ни был, он всегда огражден от всякой попытки Ихменевых и т. п. – своим экипажем, швейцаром, связями, наконец даже полицейским порядком, необходимым для охранения общественного спокойствия.
Так, стало быть, положение этих несчастных, забитых, униженных и оскорбленных людей совсем безвыходно? Только им и остается что молчать и терпеть, да, обратившись
Не знаю, может быть, есть выход; но едва ли литература может указать его; во всяком случае, вы были бы наивны, читатель, если бы ожидали от меня подробных разъяснений по этому предмету. Пробовал я когда-то начинать подобные объяснения, но никогда не доходили они как следует до своего назначения. Теперь уж и писать не стану. Да и вообще – неужели вы, читатель, до сих пор не заметили, что мы с нашею литературою все повторяем только зады? Произвела жизнь наша, много лет тому назад известный разряд личностей; лет двадцать тому назад художники их приметили и описали; теперь критике опять пришлось обратиться к разбору произведений одного из этих художников; вот она сгруппировала, с картин художника, несколько личностей, кое-что обобщила, сделала кое-какие выводы и замечания… И вот все, что покамест мы можем. Мы нашли, что забитых, униженных и оскорбленных личностей у нас много в среднем классе, что им тяжко и в нравственном, и в физическом смысле, что, несмотря на наружное примирение с своим положением, они чувствуют его горечь, готовы на раздражение и протест, жаждут выхода… Но тут и кончается предел наших наблюдений. Где этот выход, когда и как – это должна показать сама жизнь. Мы только стараемся идти за нею и представлять для людей, которые не любят или не умеют следить сами за ее явлениями, то или другое из общих положений действительности. Берите же, пожалуй, факт, намек или указание, сообщенное в печати, как материал для ваших соображений; но, главное, следите за непрерывным, стройным, могучим, ничем не одержимым течением жизни и будьте живы, а не мертвы. Со времени появления Макара Алексеича с братиею, жизнь уже сделала многое, только это многое еще не формулировано. Мы заметили, между прочим, общее стремление к восстановлению человеческого достоинства и полноправности во всех и каждом. Может быть, здесь уже и открывается выход из горького
Примечания
Впервые опубликовано, с многочисленными цензурными сокращениями и искажениями, в «Современнике», 1861, № IX, отд. III, стр. 99–149 с подписью: Н. – бов (на обложке: Н. А.-бов). Перепечатано в первом издании Сочинений Н. А. Добролюбова, т. III. СПб., 1862, стр. 533–585, с дополнениями и уточнениями по нецензурным типографским гранкам. Автограф статьи неизвестен. Печатается по изданию 1862 г., с учетом стилистической правки статьи в «Современнике».
Статья «Забитые люди», написанная Добролюбовым вскоре после возвращения из-за границы, является его последним программным литературно-критическим выступлением. Некоторые полемические страницы статьи имеют в виду не только романы Достоевского, но и его литературно-теоретический очерк «Г.-бов и вопрос об искусстве», опубликованный в февральском номере журнала «Время» за 1861 г. Дата цензурного разрешения корректурных гранок «Забитых людей» – 5 октября 1861 г.; что вызвало, видимо, задержку сентябрьского номера «Современника», вышедшего в свет лишь 8 октября 1861 г. (см. В. Э. Боград. Журнал «Современник», 1847–1866. Указатель содержания. М. – Л., 1959, стр. 402). Критический обзор материалов, относящихся к идейно-литературным взаимоотношениям Добролюбова и Достоевского, дан в статье: С. С. Деркач. Добролюбов и Достоевский: – «Н. А. Добролюбов – критик и историк русской литературы». Изд. Ленинградского университета, 1963, стр. 97–131. См. некоторые тонкие критические замечания на статью С. Деркача «Добролюбов и Достоевский» в рецензии Э. Полоцкой. – «Вопросы литературы», 1965, № 2, стр. 241–242.