Заблудившаяся муза
Шрифт:
– Дверь не напротив лестницы, а первая налево… На ней широкая царапина, похожая на букву «глаголь».
– Коко! – завизжала Ленка, что есть силы дубася в дверь свободной рукой. – Котик, я соскучилась! Открой…
Но Коко по понятной причине открыть не мог, зато за дверью напротив лестницы (где жил с семьей Замятин) произошло некоторое движение.
– Коко! – Ленка возвысила голос и поправила рыжие пряди, которые лезли в глаза. – Ты что там, не один? Открывай! Я выпивку принесла! Коко, это нечестно! Мы же уговорились!
Дверь напротив лестницы приотворилась,
– Вы с ума сошли? – зашептал он, пугливо озираясь. – Николая вчера арестовали! Немедленно уходите, иначе и вас тоже…
– Как? Арестовали? За что? – изумилась Ленка, подходя к нему. – Вы что-то путаете! Мой Коко не мог… Он не такой!
Но тут снизу послышались тяжелые шаги полицейского, и Замятин, воровато оглянувшись, втолкнул Ленку в квартиру и быстро захлопнул дверь.
– Порфирий, кто там? – прозвенел из глубины квартиры женский голос.
– Ох, пожалею я об этом, сильно пожалею… – бубнил фельетонист, меряя Ленку недоверчивым взглядом. – Как будто мне неприятностей не хватает…
– А я тебя знаю! – громко объявила рыжая. – Видела с ним на бегах. Только не помню, как тебя зовут…
– Да тише ты! – прошипел Порфирий, махая на нее рукой.
Только что на этаж поднялся полицейский, дежуривший возле дома, в сопровождении верного Гиацинта.
– Она могла войти сюда, – упорствовал Леденцов в соответствии с полученными им от Амалии инструкциями. – Что, если она его сообщница?
– Да никто сюда не входил, – вяло возразил полицейский. – Смотрите, дверь заперта и опечатана, все как полагается… В этот дом иногда такие ходят… я-то насмотрелся…
– И все же надо проверить, – решительно молвил Гиацинт и, оглядевшись, двинулся к двери Замятина, в которую постучал, и весьма властно.
Ленка стояла ни жива ни мертва. Мрачно покосившись на нее, фельетонист указал ей на вход в гостиную, а сам подошел к двери.
– А, это вы! – с фальшивой улыбкой проговорил он, завидев Леденцова. – Ну что? Как проходит расследование?
– Не имею права разглашать подробности, господин Замятин, – отозвался сыщик. – Вы не видели здесь особу чрезвычайно характерного вида, рыжую, в пальто с собачьим воротником и с бутылкой вина под мышкой?
– Послушайте, – заворчал Порфирий, нервно запуская пальцы в волосы и ероша их, – вы понимаете, что мне надо работать? Я уже рассказал вам все, что знал. Я сижу дома, у меня жена, малолетние дети… Простите, но у меня нет времени следить, кто, куда и к кому ходит… Может быть, вам покажется это странным, но я занятой человек, не меньше, чем какой-нибудь министр! И если я сей же час не напишу фельетон, который устроит редактора, то моей семье завтра будет нечего есть…
– Ну, ну, Порфирий Викентьевич, – примирительно сказал Леденцов, – мы же тоже делаем дело, согласитесь… Я только хотел узнать… а впрочем, всего доброго, не смею вас больше задерживать…
– Премного благодарен! – буркнул фельетонист и захлопнул дверь.
Некоторое время он стоял, отирая со лба проступивший на
– Я ничего не понимаю, – прохныкала Ленка. Она была готова расплакаться.
– Вляпался твой Коко, – мрачно сказал Замятин. – Влез в скверную историю, из нас полиция чуть всю душу не вытрясла, а все оттого, что общались по-соседски… – Он пожал плечами. – Не знаю, как теперь тебе отсюда выйти. Эти-то двое кружат возле дома, как коршуны…
Ленка шмыгнула носом.
– Можно я у вас пока посижу? Мне полиция ни к чему… Я вот и вино принесла… возьмите… Я тихонечко посижу, а потом прошмыгну, они меня не заметят… Я только хотела Коко приятное сделать. За что они его арестовали?
– Говорят, он генеральшу Громову ограбил, – отозвалась Замятина своим глубоким, мелодичным голосом. – Очень странно, я бы никогда не подумала, что он может быть замешан во что-то такое…
– Да они просто хотят на него свалить это убийство, – пожал плечами Порфирий. – У них же нет подозреваемых! Раньше хотели горничную обвинить, но у нее алиби… А начальство наверняка требует, чтобы хоть кого-нибудь посадили…
– Это ужасно, – сказала Ленка плачущим голосом. – Может быть, выпьем? – с надеждой предложила она.
– Я не пью, – сурово ответил фельетонист. – Мне работать надо…
Через минуту все трое сидели за большим столом в гостиной, совмещенной со столовой, и вполголоса беседовали, держа в руках стаканы с вином. В кроватке у стены посапывал младенец, на кресле лежало неоконченное шитье, на диване дремала кошка, и лампа под большим бахромчатым абажуром струила мягкий, уютный свет. (Из-за того, что окна выходили во двор-колодец, здесь даже днем было темно, как в погребе.)
– Все это так неожиданно случилось… – задумчиво заметила Наталья.
– Я, конечно, во время работы в газете насмотрелся на всяких жуликов, – поддержал ее муж. – Но о Коле я и подумать не мог… Он тебе ничего не говорил? – обратился он к Ленке.
– Он всегда был щедрый, – чисто по-женски ответила та. – Я как-то спросила, откуда у него средства. Он мне рассказал о какой-то своей тетке…
– Из Тамбова, – кивнул Замятин. – Нет, я тебе вот что скажу: он не может быть убийцей или вором. Кто угодно, только не он… Правда, он мне иногда говорил, что ради денег готов на все… но я думал, что это из какой-то его роли, и всерьез не принимал… Еще он говорил, что бросил театр по настоянию тетки, а потом, когда мы выпили, проболтался, что на самом деле там случилась какая-то скверная история, кто-то из зрителей побил его… и он чуть не умер, долго хворал, и с тех пор у него появился страх сцены… Он больше не мог играть, но декламировал замечательно… Шекспира очень любил, что бы о нем ни говорил граф Толстой…