Заблуждения толпы

Бернстайн Уильям Дж.

Да, эллины, то есть древние греки, были интеллектуалами античности, и Дарию, похоже, было приятно унизить этих зазнаек, похвалявшихся своей риторикой. Его невысказанное послание грекам звучало так: пусть вы наиболее образованный народ среди всех людей, но вы такие же иррациональные, как и все мы; вам просто лучше удается объяснять, почему, несмотря на все доказательства обратного, вы в чем-либо правы.

Люди античности, как и сам Маккей, были хорошо осведомлены о человеческой иррациональности и расхожих маниях, однако они не могли установить точных биологических, эволюционных и психосоциальных источников этих маний. Маккей, например,

наверняка должен был задаваться вопросом, почему людские группы время от времени соблазняются одними и теми же смехотворно выгодными иллюзиями.

Сегодня мы гораздо лучше понимаем, как это происходит. Во-первых, экономисты установили, что люди интуитивно рассчитывают на крайне высокие и крайне редкие прибыли, скажем, приобретая лотерейные билеты, покупка которых обыкновенно означает потерю денег, но которые прельщают многих химерой невообразимого богатства. Кроме того, за последние десятилетия нейробиологи сумели описать базовый физиологическо-психологический механизм, лежащий в основе алчности и страха, – речь о так называемой лимбической системе, расположенной поблизости вертикальной плоскости, что разделяет правое и левое полушария мозга. Симметричная пара структур лимбической системы, иначе говоря, прилежащие ядра, находится, соответственно, за обоими глазами, а другая пара, миндалевидные тела, примыкает к вискам.

Используя функциональную магнитно-резонансную томографию (ФМРТ), исследователи обнаружили, что прилежащие ядра активируются посредством фактического вознаграждения, но и, причем куда интенсивнее, в ожидании награды, будь та кулинарной, сексуальной, социальной или финансовой. А вот миндалевидные тела порождают отвращение, страх и неприятие. Если, к примеру, вы обожаете лазанью своей тетушки Фло, ваши прилежащие ядра и их связи будут активироваться быстрее по пути к ее дому, а предвкушение, вероятно, достигнет пика, когда вы уловите аромат свежеприготовленного блюда. Но уже после первого куска возбуждение начинает утихать, а если тетушка еще скажет, что лазанья, увы, подгорела, то ваши позитивные ожидания почти полностью рассеются⁴.

Преимущества активной схемы упреждения выглядят очевидными; Мать-природа благосклонна к тем, кто предвкушает и стремится к цели, тогда как удовольствие от насыщения, однажды обретенное, сулит мало эволюционных перспектив. Сильнее прочего прилежащие ядра стимулируются, пожалуй, знанием о том, что некоторые из людей вокруг нас без видимых усилий становятся богатыми. Как отмечает экономический историк Чарльз Киндлбергер, «нет ничего более тревожного для благополучия и здравости суждений, чем встреча с разбогатевшим другом»⁵.

Писатели и историки на протяжении столетий твердили, что люди используют могучий человеческий интеллект вовсе не для беспристрастного познания мира, а скорее для того, чтобы рационализировать соответствие фактов своим эмоциональным предубеждениям. В книге журналиста Дэвида Халберстэма «Лучшие и самые умные» наглядно показано, как самые блестящие политики Америки тешили себя иллюзиями относительно военного вмешательства в дела Вьетнама (к слову, эта склонность вновь проявляется сегодня: наши недавние зарубежные приключения говорят о том, что мы не смогли успешно освоить эту кривую обучения)⁶.

За последние несколько десятилетий психологи накопили экспериментальные данные по поводу предпочтений, отдаваемых людьми рационализации перед рациональностью.

Сталкиваясь с фактами и данными, которые противоречат нашим глубоко укоренившимся убеждениям, мы обычно нисколько не торопимся пересмотреть или изменить свои убеждения. Чаще всего мы избегаем противоречивых фактов и данных, а когда ускользнуть от них нет возможности, наши ошибочные оценки порой становятся жестче, и даже, что еще более удивительно, мы начинаем распространять их усерднее прежнего. Коротко говоря, человеческая «рациональность» представляет собой хрупкую крышку над бурлящим котлом уловок самообмана, что очень ярко и зримо продемонстрировал Маккей.

Собственное поведение Маккея служит доказательством того, что даже сугубо рациональные и хорошо информированные наблюдатели могут быть подвержены финансовой мании. Вскоре после публикации в 1841 году «Распространенных массовых заблуждений» в Англии вспыхнула финансовая мания, порожденная индустрией высоких технологий того времени, а именно железными дорогами, причем этот пузырь превосходил размерами упоминавшиеся выше пузыри в Париже и Лондоне в 1719–1720 годах. Инвесторы, расхватывая акции, способствовали тому, что длина английских путей выросла с двух тысяч миль в 1843 году до пяти тысяч миль в 1848 году; планировалась прокладка еще тысяч миль, но эти пути так и не были построены, а компании в конце концов обанкротились. Казалось бы, если кто и должен был предвидеть их крах, так это Маккей.

Увы, провидца из него не вышло. В годы этой мании он работал редактором в газете «Глазго Аргус», освещал продолжавшееся строительство железных дорог вполне оптимистично, а во втором издании «Распространенных массовых заблуждений» в 1852 году удостоил эту манию лишь краткой сноски.

Финансовые мании можно рассматривать как трагедию, подобно «Гамлету» или «Макбету»: выпукло прописанные персонажи, знакомая сюжетная линия, хорошо отрепетированные актерами реплики. Повествование контролируется четырьмя действующими лицами: это талантливые и беспринципные поборники финансовых схем; это доверчивая публика, которая покупается на посулы; это пресса, отчаянно раздувающая азарт; это, наконец, политики, которые одновременно суют руку в кассу и стыдливо отводят глаза от костра коррупции.

Первые, то есть махинаторы, следуют классическому трагическому пути Шекспира и, следовательно, являются самыми интересными из персонажей. Большинство здесь составляют даровитые и трудолюбивые провидцы, которые раньше других интуитивно осознают выгоды для общества от внедрения новой технологии. Осуществляя свои замыслы, они становятся богатыми и могущественными; в капиталистическом обществе, которое судит людей по богатству, они делаются, так сказать, львами своей нации. Когда мошенническая схема наконец лопается, эти люди оказываются опозоренными банкротами и обычно (но не всегда) чудом избегают тюремного заключения.

Публика предстает легкой добычей, падкой на уговоры красноречивых и харизматичных мошенников. Осознанные инвестиции требуют редкого сочетания математических способностей, технологических знаний и, что наиболее важно, практического понимания экономической истории. Но люди в массе своей предпочитают, как правило, данным и фактам красивые истории; сталкиваясь с подобными вызовами, они обычно прислушиваются к мнению окружающих и убедительным рассказам, среди которых, возможно, приятнее всего история о легком способе разбогатеть посредством вложения средств в новые технологии.