Заблуждения юности
Шрифт:
— Никогда! Никогда! Я вас не люблю! Я вас ненавижу!
— Ну тогда мне придется изменить направление ваших мыслей.
Чувствуя, что ее силы ослабевают и в любой момент она может уступить его натиску, Петрина решила изменить тактику. Она перестала сопротивляться и проговорила с мольбой в голосе:
— Отпустите меня!.. Вы же знаете, никто из нас не будет в таком браке счастлив, если вы… принудите меня выйти за вас.
— О, я-то буду очень счастлив, и во всех отношениях, — ответил, улыбаясь, лорд Роулок. Было ясно, что он имеет в виду ее богатство.
Слишком поздно Петрина поняла,
Все это время он настойчиво искал возможность скомпрометировать ее и, наконец, добился своей цели. Как глупо она позволила провести себя!
— Пожалуйста, выслушайте меня! — взмолилась она в отчаянии. — Если вы сейчас отвезете меня в Лондон, я обещаю, что помогу вам деньгами и не позволю графу причинить вам какой-либо вред.
— А он и не станет этого делать, когда я на вас женюсь.
— Но я не могу за вас выйти… я не хочу этого!
— Но вам придется захотеть, и наша жизнь станет очень интересной и веселой, когда у вас будет возможность удовлетворять все мои желания.
Петрина понимала, что он уже чувствует себя хозяином ее состояния и, если они вместе проведут ночь в этой маленькой гостинице, ей действительно не останется ничего иного, как выйти за него замуж.
Ужасаясь при одной только мысли, что он намеревается сделать с ней, Петрина вдруг с пронзительной ясностью поняла, что безмерно любит графа и даже прикосновение другого мужчины для нее равносильно смерти.
— Пожалуйста, пожалуйста, — шептала она в полубезумии, — выслушайте меня!..
— Уже поздно что-либо говорить, — ответил Роулок. — Вы мне кажетесь очень соблазнительной, и я предвкушаю восхитительную ночь любви.
Говоря это, он наклонился и стал искать ее губы, а она, отчаянно сопротивляясь, понимала, что сил у нее хватит ненадолго.
На какой-то миг Петрине показалось, что избавления уже не будет и надежда на счастье утрачена навсегда. Но тут она почувствовала, что лорд притиснул ее к сервированному столику, и, протянув руку назад, Петрина нащупала некий предмет…
Глава 7
Граф съездил в Остерли-парк, затем побывал на ленче у графа Джерси и теперь направлялся обратно в Лондон с ощущением необходимости поскорей оказаться дома.
Он с трудом мог сосредоточиться, рассматривая сокровища, хранившиеся в великолепном графском доме, с большим искусством украшенном знаменитым декоратором.
Перед глазами у него стояло печальное лицо Петрины, а в ушах звучал ее надрывный голос, умоляющий выслушать ее. Но он не сделал этого, он прогнал ее!
Сейчас, когда гнев улегся, граф мог спокойно обдумать случившееся. Он ясно понимал мотивы, заставившие Петрину пообещать репортеру хороший сюжет для статьи, — таким образом она спасала его от преследований леди Изольды.
Он также понял, почему леди Изольда так настойчиво желала остаться у него после отъезда принца-регента и других гостей. Тогда она сказала графу, что хочет сообщить ему нечто очень важное, но когда они остались одни, то выяснилось, что это «нечто важное» — просто желание добиться его ласк. Но
Между ними произошла словесная дуэль, точнее перепалка, и только решительность графа, граничащая с грубостью, заставила леди Изольду удалиться.
При расставании он ясно дал ей понять, что их связи пришел конец, и теперь ему стало понятно, почему она тогда не устроила сцены, приняв это известие с поразительным равнодушием. Она была уверена, что какие бы слова ни сказал граф, она заставит его жениться на себе.
Что же касалось Петрины, то свою вспыльчивость в отношении нее он объяснял нежеланием посвящать девушку в свои любовные похождения. Петрина и так проявляла излишнюю осведомленность в этих вопросах, что было крайне неприятно графу. Взять хотя бы ее пристальный интерес к положению бедных проституток! Правда, и сам он испытывал живое сострадание к этим несчастным созданиям, на долю которых выпали невероятные муки. Но он-то взрослый мужчина, с устоявшимися взглядами на жизнь! А Петрина слишком юна. В то же время он понимал, что этот интерес вызван самым благородным стремлением помочь страждущим.
Он восхищался ее желанием помогать нуждающимся, но, будучи ее опекуном, считал своим долгом помешать ей в этом.
«Это так похоже на Петрину, — размышлял он. — Обнаружить запутанные отношения между мной, Ивонной Буврэ и герцогом могла только она!»
Когда в «Курьере» появилась статья с рассказом о пожаре в Парадиз-Роу, графу пришлось столкнуться с добродушной насмешливостью друзей и открытым злорадством врагов. Он был слишком удачлив и незауряден, чтобы люди не ухватились за возможность перемыть ему косточки из-за неверности его любовницы, что, конечно, несколько пошатнуло его репутацию в обществе.
Граф воспринимал все пересуды и сплетни с циничной улыбкой и невозмутимым добродушием, что, конечно, лишало насмешников значительной доли удовольствия. Но втайне, в глубине души, граф испытывал ярость от такого унижения, и ему очень не хотелось, чтобы Петрина имела хоть какое-то отношение к этой истории.
Впервые в жизни он усомнился в правильности своего мужского поведения и почувствовал нечто подозрительно напоминающее стыд. Он послал Ивонне Буврэ резкое письмо с требованием покинуть его дом в Парадиз-Роу. Но, как он и предполагал, она, ожидая такого поворота событий, приняла покровительство чрезвычайно богатого старого пэра, который уже некоторое время преследовал ее своим вниманием. Разумеется, она не вернула графу роскошные драгоценности, которыми он ее осыпал, а также карету и лошадей.
Что касается герцога, то граф его не упрекнул ни единым словом, сохранив прежние приятельские отношения. Он знал, что молодой аристократ взволнован, знал также, что в клубах поговаривают о возможности вызова на дуэль, но граф всегда отличался тем, что, допустив промах, он тут же о нем забывал. На этот раз вмешательство Петрины делало забвение невозможным, и граф сердился не только на то, как с ним обошлись. Главное, что не давало ему покоя, было то, что его подопечная, такая юная и прекрасная, знает о его любовных похождениях. Это и бесило его больше всего.