Заборы и окна: Хроники антиглобализационного движения

Кляйн Наоми

Обвинение антикорпоративного движения в том, что у него нет «видения», рассыпается, если рассмотреть его в контексте этих кампаний. Бесспорно, массовые протесты в Сиэтле и Вашингтоне были мешаниной лозунгов и направлений, и стороннему наблюдателю трудно расшифровать связь между тем, в каких условиях содержится в США ожидающий казни Мумия Абу-Джамаль, и судьбой морских черепах. Но критики – в своих попытках найти структуру в этих крупномасштабных демонстрациях силы – принимают за само движение его внешние проявления: за людьми, одетыми как деревья, не видят леса.

Студенческое «антипотогонное» движение, например, быстро перешло от простой критики компаний и администрации кампусов к выработке альтернативных кодексов поведения и созданию квазирегулирующего органа – «Консорциума прав трудящихся» в сотрудничестве с активистами рабочего движения «Глобального Юга». Движение против генной инженерии и модификации продуктов питания

шагает от победы к победе: сначала оно добилось удаления многих генетически модифицированных продуктов с полок британских супермаркетов, потом – принятия в Европе законов о наклейках на таких продуктах, далее сделало огромные шаги с Монреальским протоколом по биобезопасности. Тем временем, противники осуществляемых Всемирным банком и МВФ моделей развития по критериям экспортируемости набили множество книжных полок материалами о моделях развития по местным критериям, о земельной реформе, о списании долгов и принципах самоуправления. Критики нефтяной и горнодобывающей промышленности фонтанируют идеями о неиссякаемых источниках энергии и ответственной добыче ископаемых, хотя им редко выпадает шанс осуществить свое видение на практике.

Тот факт, что эти кампании так децентрализованы, не означает, что они не связаны. Их децентрализованность – это, скорее, разумная и даже остроумная адаптация и к существующей с самого начала фрагментации сети прогрессивных движений, и к переменам в культуре в более широком смысле. Это побочный продукт бурного роста неправительственных организаций (NGO), которые со времени саммита 1992 года в Рио постоянно набирают силу и влияние. В антикорпоративных кампаниях участвует так много NGO, что совместить все многообразие их стилей, тактик и целей может только модель «узлы и связи». Как и сам Интернет, сети NGO и клубов единомышленников – системы, способные расширяться до бесконечности. Если кто-то чувствует, что не вписывается ни в одну из существующих тридцати тысяч NGO и ни в один из тысяч клубов единомышленников, он может создать свою собственную и включиться в общую сеть. Сделавшись участником, никто не обязан жертвовать своей индивидуальностью и подчинять ее более крупной структуре; как и в Сети, мы можем нырять и выныривать, брать то, что хотим, и стирать то, что нам не нужно. Временами этот подход к активизму напоминает поведение завзятого интернетчика – он отражает парадоксальную культуру Интернета: крайний нарциссизм вкупе с острой потребностью в сообществе и связях.

Но при всем том, что подобная структура движения является отчасти отражением базирующихся на Интернете методов организации, она также является реакцией на ту самую политическую реальность, которая, собственно, и вызвала эти процессы к жизни, – полный провал традиционной политики посредством партий. По всему миру граждане голосуют за социально-демократические и рабочие партии только для того, чтобы потом наблюдать, как те расписываются в собственном бессилии перед лицом рыночных сил и диктата МВФ. В таких условиях современные активисты уже не столь наивны, чтобы верить, будто перемены придут через избирательную урну. Именно поэтому им гораздо интереснее бросать вызов самим механизмам, которые делают демократию беззубой, – вроде финансирования предвыборных кампаний корпорациями и способности ВТО попирать национальный суверенитет. Из всех этих механизмов самые острые споры вызывает проводимая МВФ политика структурного регулирования – открытые требования к правительствам о сокращении социальных расходов и приватизации ресурсов в обмен на займы.

Как показала практика, одна из сильнейших сторон такой модели организации протестного движения по принципу невмешательства сверху – то, что ее чрезвычайно трудно контролировать, во многом потому, что она так отличается от организационных принципов учреждений и корпораций, на которые нацелена. На корпоративную концентрацию она отвечает собственной фрагментацией, на глобализацию – своим особым родом локализации, на консолидацию власти – радикальным ее рассредоточением.

Джошуа Карлинер, руководитель Transnational Resource and Action Center, называет эту систему «непреднамеренной, но блестящей реакцией на глобализацию». А поскольку она непреднамеренна, у нас все еще нет словаря для ее описания, и, вероятно, для заполнения этой бреши и возникла целая индустрия довольно забавной метафористики. Мой вклад в нее – узлы и связи, а Мод Барлоу, руководитель Council of Canadians, говорит так: «Мы противостоим глыбе. Сдвинуть ее мы не можем, а пытаемся пролезть под ней, обойти, перелезть поверху». Британский активист Джон Джордан, входящий в движение Reclaim the Streets, утверждает, что транснациональные корпорации – «как гигантские танкеры, а мы – как косяк рыбы. Поэтому мы можем реагировать быстро, а они – нет». Работающая в США Free Burma Coalition (Коалиция свободной Бирмы) говорит о сети «пауков», плетущих паутину достаточно крепкую,

чтобы повязать самые мощные транснациональные компании. В дело пошел даже военный отчет США о выступлении запатистов в Чьяпасе, Мексика. Согласно расследованию, проведенному RAND, исследовательским институтом, выполняющим заказы для армии США, запатисты начали «блошиную войну», которая благодаря Интернету и глобальной сети NGO превратилась в «войну пчелиного роя». С военной точки зрения, трудность войны с пчелиным роем, отмечает исследователь, в том, что у него нет «центрального руководства и командной структуры; он многоголов, и его невозможно обезглавить».

Понятно, что у такой многоголовой системы есть свои слабости, и они в полной мере проявились на улицах Вашингтона во время протестов против Всемирного банка и МВФ. 16 апреля, в полдень, в день самой крупной акции протеста, состоялось совещание Совета представителей клубов единомышленников. Активисты в это время блокировали перекрестки всех улиц, окружающих штаб-квартиры Всемирного банка и МВФ. Перекрестки блокировались с 6 часов утра, но делегаты, как только что узнали участники протеста, проскользнули за полицейские заграждения еще до 5 часов. Получив эту новую информацию, большинство представителей сочли, что пора снимать блокаду и присоединяться к общему маршу на Эллипсе [9] . Проблема состояла в том, что общего согласия не было: некоторые клубы хотели попробовать заблокировать делегатов на выходе с заседаний.

note 9

Площадь перед Белым домом

Компромисс, к которому пришел совет, характерен. «Так, слушайте сюда, – прокричал в мегафон Кевин Данахер, один из организаторов протеста. – Каждый перекресток – автономный. Если данный перекресток хочет оставаться закрытым – отлично. Если хочет на Эллипс – тоже хорошо. Решать вам».

Это было безукоризненно справедливо и демократично, если не считать одной проблемы: это было абсолютно бессмысленно. Запечатывание всех входов было координированной акцией. Если часть перекрестков теперь открывалась, а другую часть продолжали блокировать, делегаты на пути с заседаний могли свернуть налево, а не направо – и они свободны. Что, естественно, и случилось.

Когда я наблюдала, как группы протестующих поднимались и брели прочь, тогда как другие несмотря ни на что продолжали охранять, прямо скажем, пустоту, все это увиделось мне лучшей метафорой сильных и слабых сторон этой нарождающейся сети политической активности. Нет сомнения: коммуникационная культура, царящая в Интернете, более сильна своей быстротой и охватом, чем синтезом. Она способна собрать десятки тысяч людей с плакатами в руках на одном перекрестке, но гораздо меньше приспособлена к тому, чтобы помочь этим самым людям сойтись в формулировке своих требований – прежде чем выйти на баррикады или после ухода с них.

Вот почему после каждой демонстрации людьми овладевает некое беспокойство: получилось ли? Когда снова? Получится ли так, как сейчас, придет ли столько народу? Чтобы наступательный порыв не угасал, быстро формируется культура последовательных акций. Мой почтовый ящик набит приглашениями на мероприятия, которые обещают стать «вторым Сиэтлом». В июне 2000 года приглашают в Виндзор и Детройт для «закрытия» Организации американских государств; через неделю – в Калгари, там Всемирный нефтяной конгресс; съезд республиканской партии в Филадельфии в июле и демократической в Лос-Анджелесе в августе; азиатско-тихоокеанский саммит Всемирного экономического форума в Мельбурне И сентября; тут же, 26 сентября, демонстрации против МВФ в Праге, в апреле 2001 г. саммит американских государств в Квебеке. Кто-то разослал по адресам участников вашингтонских демонстраций послание: «Куда бы они ни отправлялись, мы должны быть там! После этого – увидимся в Праге!» Этого ли мы хотим – движения «охотников за заседаниями», следующих за торговыми бюрократами?

Эта перспектива опасна по нескольким причинам. На протесты возлагаются чересчур большие надежды. Организаторы вашингтонской демонстрации, например, объявили, что в буквальном смысле слова «закроют» две транснациональные корпорации, стоящие 30 миллиардов долларов, одновременно пытаясь донести до публики хитромудрые тезисы об ошибочности неолиберальной экономики, с удовольствием размещающей свои деньги в акциях этих транснационалов. Ничего, конечно, не вышло; никакая демонстрация на это не способна, и чем дальше, тем это будет труднее. Тактика активных действий сработала в Сиэтле, потому что полиция была застигнута врасплох. Второй раз этого не случится. Полиция уже подписалась на каталог адресов электронной почты. Муниципалитет Лос-Анджелеса уже запросил 4 миллиона долларов на новое охранное оборудование и жалование охранникам для защиты города от отрядов активистов.