Забрать ее душу
Шрифт:
Он стоял передо мной, огромный, всеобъемлющий. Пещера вокруг нас расширялась бесконечно, стены были туманными, неспособными вместить истинную массу существа внутри. От его близости меня затошнило, но в то же время оно наполнило меня таким удовольствием, что я едва могла дышать.
Среди быстро меняющихся, не поддающихся описанию цветов, из которых состояло Его существо, я могла разглядеть что-то похожее на человеческое лицо, бледное, как туман, с многочисленными глазами, которые медленно открывались и закрывались, когда Он говорил.
— Всего лишь столетие
Чем дольше я смотрела, плача, с болью в груди, как будто я тонула, тем больше затвердевало Его туманное лицо. Он мог быть высечен из мрамора, мог быть нарисован Микеланджело или создан с помощью какого-нибудь компьютерного алгоритма с непоколебимым совершенством. Так красиво, что это было пугающе, так ошеломляюще, что я думала растаю и превращусь в ничто просто от того, что Он смотрит на меня.
— Я ждал тебя, Рэйлинн Лоусон. Я звал тебя, даже когда ты забрела так далеко от своего дома. Но ты вернулась ко мне, как и было задумано.
Я попыталась покачать головой, но мои движения казались такими медленными.
— Нет. — прошептала я. — Я не твоя. Не твоя.
В его совершенстве был какой-то изъян. Помимо красоты, я могла видеть серую, скользкую кожу. Я могла видеть массивную фигуру с извивающимися щупальцами, покрытую десятками моргающих бледно-белых глаз. Я почувствовала запах гниющей рыбы. Я чувствовала запах океана.
Бог улыбнулся, обнажив идеальные белые зубы. Словно статические помехи, прорезающие телевизионный экран, на мгновение эти зубы стали зазубренными, изогнутыми и острыми, как у какого-нибудь хищника из самых глубоких уголков океана. Потом это исчезло, и в моем мозгу словно щелкнул выключатель, и я разучилась бояться.
— Не бойся своей судьбы.
Его голос эхом разнесся по пещере, отдаваясь глубоко в моих костях.
— Ты всегда была предназначена для меня. Тебе всегда было суждено вернуться. Это место позвало тебя обратно, и ты охотно откликнулась.
Раздался еще один грохочущий звук, более глубокий и мрачный, от которого волосы у меня на шее встали дыбом. Бог смеялся.
— Ты пришла ко мне. Ты оставила свою семью. Ты следовала за моим голосом в своих снах. Даже когда ты блуждала во тьме этого глубокого места, ты выбрала путь, который привел тебя ко мне.
Я была здесь не по своей воле, совсем не по своей. Но пока Он говорил, мои протесты затихли почти без борьбы. Он потянулся ко мне, и мне так сильно захотелось съежиться, закричать и бороться, но я просто… не могла. Он коснулся моего лица, но его пальцы совсем не походили на пальцы из плоти и крови. Они были холодными, толстыми и скользкими, и везде, где они касались меня, моя кожа немела.
Затем Он прижал ладонь к моему лбу, и мне показалось, что мой череп раскололся, как яйцо. Воспоминания, такие яркие и отчетливые, как будто я переживала их заново, промелькнули у меня перед глазами. Я была ребенком, бегала
Потом воспоминание исчезло, и я оказалась в другом времени, в другом месте.
Калифорнийский закат над океаном был бледно-розовым и кроваво-красным. Мои ноги свисали с края пирса, раскачиваясь над водой. Я смотрела вниз, на клубящуюся пену, на волны, разбивающиеся о столбы пирса, и представляла, как погружаюсь в эти темные глубины. Я представляла себе, что если я зайду достаточно глубоко, то все будет тихо. В глубине души у меня было постоянное чувство, что я что-то забыла, что было что-то невероятно важное, что я должна была сделать, и все же, как бы я ни старалась, я не знала, что именно. Я была неугомонна, так неутешительна. Может быть, если я погружусь под волны, может быть, если погружусь достаточно глубоко, беспокойство прекратится.
Моя голова раскололась еще шире. Это было невыносимо, подавляюще. Я знала, что мое тело сильно дергалось, и я кричала, а затем у меня начались судороги, но я не могла остановиться.
Мои родители снова говорили об Испании. Они хотели переехать, они хотели купить дом и уединиться на побережье. Мой папа посмотрел на меня и спросил:
— Итак, какой у нас план, душечка?
Именно тогда я поняла, что хочу вернуться домой. Домой, в Абелаум. Домой, к деревьям и дождю, к призракам моего детства. Домой, в то место, которое никогда не переставало звать меня. Может быть, если я вернусь, беспокойство прекратится. Может быть, я вспомню, что мне суждено сделать.
Я упала на колени. Камни были такими холодными, и я рыдала, мои слезы смешивались с лужицами воды у ног Бога. Это было мучительно, но и радостно. Это был самый глубокий, неподдельный ужас, который я могла себе представить, такой ужасный, что мне захотелось умереть.
Все это имело смысл. Мне суждено было быть здесь. Я должна была прийти. Каждый шаг, который я делала, каждый выбор приводил меня сюда. Даже когда я так отчаянно боролась, чтобы убежать, я снова сталкивалась с опасностью.
Мое чувство самосохранения было не просто плохим — оно активно толкало меня в это место, в эту холодную пещеру глубоко под землей, чтобы пасть к ногам моего Бога.
— Видишь, дитя мое? Твоя душа принадлежит мне, и я обречен на вечность изысканных страданий среди всех тех, кто был до меня. Маркус Кайнс, Виктория Хэдли, а теперь и ты, Рэйлинн Лоусон. Жертвоприношение завершено. Когда я сбегу из этого места, и мир изменится под моей рукой, ты увидишь все это. Ты почувствуешь агонию, боль, праведный страх человечества. Такова судьба моих избранных — быть благословленными вечно страдать за меня. Чувствовать такую боль — это прекрасно. Это конечная, предельная цель твоей души.