Заброшенный город
Шрифт:
— Пусть останется Саммират. Я привык к нему, — быстро сказал я.
— Что так?
— Он может принести чай, спеть и сделать массаж, — шутливо ответил я.
— И заставить тебя ненавидеть деяния своей расы и сочувствовать чужой. Своими речами он наносит вред и…
— Нет, — быстро ответил я потому, что мне не хотелось, чтобы отец забрал у меня друга, или причинил ему вред. — Это не он. Я говорил с теми, кто хочет освободить людей и эльфов и решил
— Что?! — взревел отец. — Ты общался с этими ничтожными глупцами, которые хотят гибели своей же расе?! Этого мне еще не хватало! В моем доме! Мой сын не станет одним из тех, кто пытается перекроить мир и бросить нашу цивилизацию под ноги местным дикарям, о нет! Я не допущу этого!
Он злился и я пытался понять почему.
— Ты хоть понимаешь, что нам приходиться выживать здесь, в чужом мире?! Нас мало, а варваров как листьев в ближайшем лесу! И они только и ждут малейшей возможности, чтоб истребить нас! Да твой Саммират ударит тебя ножом так же, как ты перевернешь страницу книги и не задумается ни на миг! Они враги нам. Если дать им возможность, они зарубят нас спящих мечами, закидают стрелами, а город поджарят своей магией! И я не хочу слышать больше подобных речей в своем доме! Никогда! Слышишь?!
Я кивнул и ушел. В тот вечер я не думал о смысле его слов, но сердился на крик. А на другой день пошел на собрание свободовольцев, тех, кто ратовал за освобождение наших рабов. Меня захватила их горячность, их слова, и с того дня я ходил на собрания постоянно.
Свои новые взгляды я скрывал от отца, но часами обсуждал их с Саммиратом. И потому, что он единственный, с кем я мог быть откровенен, мы стали ближайшими друзьями.
Так прошло много времени. Я работал в лаборатории, жил, как все, а втайне ходил на собрания, и вечерами говорил о своих мыслях с Саммиратом, но он вдруг начал отмалчиваться и все чаще пожимал плечами, когда я рассказывал ему о чем мы сегодня говорили с друзьями на встрече. Я спросил его в чем дело.
— Если вы хотите что-то изменить, то нужно не говорить, а действовать, — сказал он. — Одними речами ничего не добиться. Слова, лишь приправа, для действия, как соль на блюде.
— Но мы начали создавать свою партию! — отвечал я ему. — Со временем кто-то из нас сможет войти в совет и изменить ситуацию, или хотя бы заставить жителей задуматься над тем, что происходит.
— На все это уйдут годы, если не столетия, — пожал он плечами. — А мы страдаем сейчас.
— Я знаю, но что же делать?! — возмущался я. — Предложи хоть что-то!
— Чтобы изменить что-то вам нужно восстать и силой заставить совет освободить нас.
— Устроить восстание и свергнуть правительство? Всё это чушь и я никогда не пойду на это, — отрезал я и больше мы никогда об этом не говорили.
Прошло еще немного времени. Однажды мне пришлось заехать к себе в лабораторию вместе с Саммиратом. Мы спустились вниз, к клеткам с новыми видами. Увидев меня, животные
Вдруг в клетках поднялся вой. В первый момент я не понял, что с ними такое. Глаза животных превратились в узкие щели, некоторые бросались на прутья своих клеток и лязгали зубами, словно бешеные. Сперва я не понял, что происходит, но тут кто-то закричал, что в помещении эльф. Я обернулся и увидел Саммирата. Бледный, как полотно, он стоял у стены с папкой в руках и не мог сдвинуться с места. Как назло одна из клеток была открыта и огромный волкопес сумел выбраться наружу. Чудом в тот день Саммират избежал гибели. Домой мы вернулись вместе, он был бледен и едва мог идти.
Мой отец в тот день заехал ко мне в гости и увидев полуобморочного Саммирата спросил, что с ним. Я рассказал, что случилось, но отец не выразил сочувствия, наоборот, рассмеялся и сказал, что мы достигли больших успехов. Саммират побледнел еще больше. Я видел, что глаза его сузились и над губой выступили капли пота. Я испугался, что он скажет, или сделает что-то не то и приказал ему уйти, а потом попенял отцу на его поведение. Но отец лишь отмахнулся. В его представлении он не сделал ничего плохого.
— Как можно задеть чувства того, у кого их нет? — ответил он и я решил, что объяснять ему что-то нет смысла. Позже, когда отец уехал к себе, я зашел к другу в комнату. Саммират лежал, отвернувшись лицом к стене. Я спросил, что с ним и он ответил:
— О чем вы спрашиваете, мой господин? Как можно задеть чувства того, у кого их нет?
Я понял, что он слышал слова отца и они его задели. Я хотел утешить его, но Саммират, всегда тихий и спокойный, сказал, что я даже не попытался его защитить, не возразил.
Я говорил ему, что это было бы бесполезно, отец никогда не изменит своего мнения, но есть и другие, такие как я.
В ответ он закричал, что я лишь притворяюсь другом, а сам выращиваю чудовищ, которые будут терзать его и таких как он. Тогда я ушел из комнаты, потому, что в чем-то он был прав, и мне нечего было ему сказать.
С того дня наши отношения изменились и хоть внешне все было по-прежнему, но я чувствовал, что нет уже прежней непринужденности и откровенности.
Впрочем, я мало думал тогда о Саммирате, то время я влюбился. Любовь пришла ко мне, как ураган, перевернула все с ног на голову. Я стал совсем другим.
Ее звали Нина и она… она была человеком. Вот в чем был весь ужас нашего положения. Это была та самая девушка из Галаша, которую я встретил в доме старосты.
Я нашел ее сразу после возвращения из поездки и попросил прощения за то, что забрал из дома. Так мы начали общаться и сперва я мало думал о ней, но потом понял, что никогда еще не встречал такой чистоты, такой красоты внешней и внутренней. И вдруг, после всего, что я сделал, она вдруг ответила мне любовью. С того дня я был счастлив.