Забудь о разводе!
Шрифт:
– Врачи предупредили, что последние недели могут безвозвратно затеряться в моей памяти, но это пустяки. Ты же мне расскажешь, что я упустила? – предоставляю ему шанс примерить на себя роль мужика и самому во всем сознаться. – Мы вместе восстановим все мои воспоминания. Правда же?
– Ага, – заторможенно отвечает, кивает, шестеренки в его голове прокручиваются в усиленном режиме, – Подожди, что прям навсегда? Ты можешь никогда не вспомнить события последних двух недель?
– Есть такая вероятность, – досадливо
Лукьянов тут же падает на колени, вытягивает руки и начинает буквально душить меня, увлекая в крепкие объятия. Сжимает меня руками настолько сильно, что кости хрустят.
– Девочка моя, как же я сильно скучал. Я места себе не находил. Клянусь, с этого дня мы больше не будем ругаться! Я все для этого сделаю! – осыпает мое лицо поцелуями. Мокрыми, противными. Нашептывает на ухо: – Я ведь думал, что потерял тебя, но я исправлюсь. Я все исправлю.
С каждой минутой мне все сложнее дается изображать из себя дуру.
Но я убеждаю себя, что все это делаю во благо себе же. Раз такое дело, мне нужно воспользоваться случаем, чтобы успеть созвониться со своим юристом, проконсультироваться, показать, что на данный момент имеется у меня против Матвея, и свести к миниму все риски. Какой бы гордой я ни была, в этом поединке я еще поборюсь… Я возьму свое! Отожму до последней капли. Я выведу предателя на чистую воду. Направлю течение в противоположную сторону, чего бы мне этого ни стоило!
– Ну что ты? Все ведь обошлось. Я здесь, рядом с тобой, – зарываюсь пальцами в его мягких волосах пшеничного цвета, оставляю поцелуй на небритой щеке, несмотря на лютое отвращение.
А муж только крепче меня обнимает. И целует на порядок глубже. Так, словно я – это все, что у него осталось.
Так и поверить не трудно.
Если бы у меня были реальные провалы в памяти, я бы поверила ему. Безоговорочно. Я сиропом растеклась бы в его теплых объятиях.
Но в реальности его прикосновения вызывают у меня лишь жалящее чувство. В реальности мне выть хочется! Из-за того, что у него не нашлось мужественности сознаться во всем. Вместо этого он предпочел снова водить меня за нос.
– Скажи, а по какой причине мы поругались? Наверное, ты опять смолил одну за одной у себя в кабинете?
Матвей сначала замирает, затем медленно отстраняется от меня. В глаза намеренно не смотрит. Голову склоняет.
– Нет. Мы вели речь…
– О чем? – подгоняю его, поскольку пауза затягивается.
– О сурмаме, – выдает он, после чего существенно оживляется. Подскакивает с места, словно на него снизошло озарение. – Точно! Я был против того, чтобы прибегать к услугам непроверенной женщины. Неизвестно, как все обернется. Это же незаконно. Она может просто
Да тьфу на тебя!
Не придумал ничего иного, кроме как намеренно спекулировать тем, что я не могу выносить ребенка самостоятельно.
– Понимаю, но это наш шанс. Единственный и последний, – натягиваю я на лицо улыбку, а внутри меня уже вовсю свербит. Ситуация едва ли не выводит меня из равновесия.
– Да, Катён. Сейчас я это понимаю. Я пересмотрел свои взгляды. Сейчас мне плевать на все, лишь бы ты была счастлива. А если ты будешь счастлива, то и я. Мне больше ничего не нужно будет.
– Дорогой, я так рада это слышать, ты просто не представляешь, – мысленно закатываю глаза.
Я же мечтала услышать нечто подобное из уст своего некогда любимого мужчины!
Вот только не тогда, когда он вконец оскотинился. Не тогда, когда назад дороги уже нет!
– Я тогда поищу в интернете информацию, – говорю я, на что плечи мужа напрягаются.
– Не надо. Я сам что-нибудь придумаю. Есть у меня один знакомый. В свое время они с женой обращались за помощью к сурмаме. Думаю, он сведет меня с нужными людьми, кто всем этим занимается.
Не будет никакой сурмамы. У него и в мыслях этого нет, потому что ему не дает покоя ребенок от любовницы.
Не удивлюсь, если план Матвея заключается в том, что она и выступит в качестве суррогатной матери. Она и родит нам "нашего" ребенка.
– Как скажешь. Я полностью доверяю тебе в этом вопросе, – с благодарственной улыбкой глажу его по щеке, а он чмокает мою ладонь, верит, что я как дура купилась.
– Кать, а почему ты мне не перезвонила? Ты же говоришь, что увидела от меня сообщения.
А вот и те самые оплошности, которых я так боялась.
Думай! Выкручивайся!
– Я пришла в себя только под утро. Хотела тебе позвонить, но сеть все никак не могла поймать. Там глухо, как в танке. До самого обеда я билась с врачами, чтобы они меня отпустили домой, – отвечаю вполне правдоподобно, причем ни один мускул на лице моем не дрогнул.
– Но ты же могла спросить у кого-нибудь телефон, – Матвей напирает.
Я усмехаюсь и отмахиваюсь.
– Ты же меня знаешь, я привыкла самостоятельно выпутываться из трудностей, не прибегая к посторонней помощи.
Цокнув языком, Матвей вновь увлекает меня в объятия.
– Знаю, солнце мое. Ты у меня чертовски упрямая. За это я тебя и люблю.
Эти телячьи нежности меня доконали уже!
– Ты не возражаешь, если я приму душ? – выпутываюсь из его объятий, оттягиваю ворот своего платья и деланно принюхиваюсь. – Кажется, я вся пропахла больницей.
– Тебе так кажется. Но я не возражаю, сходи, отдохни сегодня как следует, а завтра съездим в клинику, – Матвей приводит меня в замешательство.