Забудь об этом, Варвар
Шрифт:
Я жду тебя за дверью снова,
Открой, чтобы меня впустить.»
Сердце на секунду замерло, а потом забилось сильнее. Я вырвала письмо из рук друга и спрятала в карман джинс, даже не перечитывая.
– Варь? – Марк удивленно дернул бровями и прекратил улыбаться, замечая, как изменилось выражение моего лица. – Да ты чего? Придурки какие-то развлекаются, ты чего так испугалась?
– Я не испугалась, – соврала я, чувствуя, как дрожат сжатые в кулак руки. – И вообще, идите уже. Матч скоро начнется, чего вы тут ошиваетесь?
9
Городской
– О чем думаешь?
Вопрос брата разрушил гипнотическое наваждение, и я вяло пошевелилась. Марк расслабленно вел машину, заметил мои телодвижения и покосился в мою сторону.
– Думал ты совсем в себя ушла. – хмыкнул он, снова обращая внимания на дорогу. – Варь, ты который день сама не своя. Это из-за Пашки?
– Зачем спрашиваешь, если сам знаешь?
Дорога легко стелилась под колеса большого внедорожника Андрея. Других машин почти не было, и брат разогнался до максимально возможной скорости. Я неосознанно теребила ремень безопасности нервным жестом, а кожу на бедре жгла спрятанная в карман джинс бумажка со странным посланием от Аластора. Не знаю, зачем я таскала её с собой уже который день, и тем более не понимала, зачем взяла с собой сегодня.
Погода портилась прямо на глазах. Еще с утра чистое голубое небо посерело, неприятная изморось пачкала стекла, а колеса на некоторых участках дороги месили грязный снег. Хорошо хоть деревня Смолино, куда мы направлялись, находилась недалеко от основной трассы, а значит можно было не бояться, что автомобиль брата застрянет где-нибудь на проселочной дороге. Со связью тут было плохо, а идти пешком нам не улыбалось.
– Ты звонил бабушке? – поинтересовалась, все так же бездумно смотря в окно.
– Ага, – кивнул брат, – сказал, что сегодня переночуем, а завтра поедем. Обещала напечь блинчиков.
Несколько минут ехали в молчании, а потом брат раздраженно цыкнул, убавил радио и серьезно попросил:
– Варвар, давай уже начистоту, а?
Я удивленно покосилась на него и подняла брови. Марк отнял одну руку от руля, задумчиво потеребил черную сережку, но ко мне так и не повернулся, продолжая прожигать взглядом дорогу:
– Ты кого угодно можешь обманывать, но не меня. Я же чувствую, что тебя что-то другое беспокоит. И знаю, что ты от меня что-то скрываешь. Мы близнецы, не забыла?
– Один мозг на двоих? –хмыкнула я, вспоминая, как частенько о нас отзывался брат и родители.
Марк согласно кивнул:
– Вот именно. Так что выкладывай. Я все равно от тебя не отстану.
Я хлюпнула немного простуженным носом и честно ответила:
– Да, Марк, меня что-то беспокоит. Но… – замялась, не зная, как удачнее сформулировать свои мысли: – я сама пока не могу понять, что именно. Понимаешь?
– Не очень. – честно отозвался брат. – Поконкретнее есть разъяснения?
– Пока нет, – вздохнула, приглаживая ладонью выбившиеся из хвоста непослушные кудри: – Просто навалилось все как-то
Про письмо со стихотворением и глупой считалочкой в интернете решила умолчать. Волновать брата всякими психами я была не намерена.
– Как хорошо учиться на физкультурном, – понимающе хмыкнул близнец.
Я покачала головой и невзначай поинтересовалась:
– Марк, ты слышал когда-нибудь про Аластора?
– Аластор? – удивленно переспросил брат. – Что-то знакомое. Кажется, в какой-то игре натыкался. Кто это?
Я пожала плечами:
– Дух мести. В греческой мифологии.
Близнец покосился на меня и покачал головой.
– У тебя точно стресс, сестрёнка, – покачал головой он. – С каких пор увлеклась духами? Может, тебе в магистратуру не на психолога, а на экзорциста податься? Мозгоправов в стране навалом, а демонов тоже надо кому-то изгонять.
Я не стала отшучиваться. Настроение было совсем плохим, о чем Марк быстро догадался и тактично замолчал, позволяя мне немного похандрить.
До места мы добрались через полчаса. Брат припарковал машину на пустой обочине, забрал с заднего сидения два букета хризантем и вышел на улицу, а я еще несколько секунд задумчиво смотрела на каменные полукруглые ворота с огромной иконой посередине.
– Идешь? – Марк открыл мою дверь и покачал головой.
Я глубоко выдохнула, кивнула и отстегнула ремень. Всегда, когда мы приезжаем сюда, у меня дрожат ноги, хотя и повторяется это несколько раз в год на протяжении уже десяти лет.
Знакомая вытоптанная тропинка сама стелилась под ноги. Снег здесь был расчищенным, но относительно чистым, как будто кроме дворника никто больше по нему не ходил. За нами стелилась длинная неровная цепочка грязных следов, а огромная стая ворон громко и недовольно каркала, встречая редких гостей. Терпеть не люблю этот звук и этих птиц.
До нужного места дошли быстро. Серый невысокий памятник замело снегом. Железная калитка натужно скрипнула и с трудом поддалась, когда Марк толкнул её.
Надо починить, мысленно отметила я, и покрасить тоже не мешало бы: синяя краска уже слезала, обнажая некрасивые ржавые пятна стали.
Брат прошел первым, а за ним, почему-то след в след, вошла я.
– Привет, Пашка. – улыбнулся брат, опуская свой букет на плиту у подножья памятника. – Как ты тут?
Я закусила губу, подошла ближе и положила свои цветы рядом с цветами брата.
– Привет, – присела на корточки и осторожно прикоснулась к ледяному камню.
Пришлось немного погреть заледенелый снег ладонью, чтобы стереть его с плиты. Спустя пару минут мои пальцы окончательно замерзли, зато появилась витиеватая надпись: «Торпунов Павел Антонович (26.02.1997 – 03.08.2009)» и высеченное изображение улыбчивого вихрастого мальчишки со смешными круглыми очками на вздернутом носу. Я еще шире улыбнулась, но уже чувствовала, как скапливаются в глазах слёзы. Внутри болезненно запульсировала старая потревоженная рана, а в горле встал непроходимый комок, мешающий нормально говорить.