Забвение пахнет корицей

Хармел Кристин

– Не совсем так, молодой человек. Впрочем, я ее arrier` e-oncle. Двоюродный дедушка, как вы это называете.

Мэтт, нахмурившись, глядит в мою сторону.

– Ален – родной брат моей бабушки, – поясняю я. – Из Парижа.

Мэтт снова бросает мимолетный взгляд на Алена и снова поворачивается ко мне.

– Хоуп, тогда я вообще ничего не понимаю. Ты ни с того ни с сего отправляешься в Париж, хотя из-за этого можешь теперь лишиться своего бизнеса, – и вдруг возвращаешься

оттуда с родственником, о котором раньше ничего знать не знала?

Я чувствую, как к щекам прихлынула кровь, и не знаю, оттого ли это, что Мэтт так по-хамски ведет себя со мной, или оттого, что он при Алене заявил, что я вот-вот потеряю кондитерскую. Медленно обернувшись, я нерешительно смотрю на Алена в надежде, что он не все понял на иностранном языке, но наталкиваюсь на его испуганный взгляд.

– Хоуп, что это значит? – дрожащим голосом спрашивает он. – Про потерю бизнеса? Кондитерской грозит беда?

– Не беспокойся об этом, – отвечаю я, метнув укоризненный взгляд в Мэтта, и тот, по крайней мере, делает вид, что смущен. Покашливая, он отходит в сторону, как будто давая нам с Аленом побыть одним.

– Хоуп, мы одна семья, – начинает Ален, – так как же мне не беспокоиться, если что-то не в порядке? Почему ты ничего мне не сказала?

Я прерывисто вздыхаю.

– Да потому что это все только моя вина. Я натворила глупостей, предприняла кое-какие неудачные финансовые шаги. Кредитная история у меня хуже некуда, из-за этого банк требует досрочного погашения ссуды.

– Это не объяснение, – сердится Ален. И, шагнув ко мне, гладит меня по щеке теплыми узловатыми пальцами. – Я ведь твой дядя.

Теперь я с трудом сдерживаюсь, чтобы не разреветься.

– Простите. Просто я не хотела вас огорчать. Мало нам всего, что происходит с бабушкой…

– Тем более ты должна опереться на меня. – Он снова касается моей щеки ладонью и оглядывается на Мэтта. – Молодой человек! – окликает он.

– Да? – Мэтт поворачивается с ясными глазами, будто не слышал каждого нашего слова.

– Вы можете идти. Нам с племянницей нужно кое-что обсудить.

– Но я… – начинает было Мэтт. Ален его перебивает:

– Я не знаю, кто вы и какую роль во всем этом играете.

– Я вице-президент «Банк оф Кейп», – приосанившись, сообщает Мэтт. – Мы давали Хоуп ссуду. К сожалению, сейчас обстоятельства таковы, что банк вынужден требовать ее погашения. Это не мое решение, сэр. Это просто бизнес.

Сглотнув, я смотрю на Алена. Лицо у него стало пунцовым.

– Да как же такое возможно? – бросает он Мэтту. – Шестьдесят лет традиции! Шестьдесят лет, в течение которых моя семья держала кондитерскую в этом городе, пекла для его жителей, и вы решаете с ней покончить, вот так просто?

– Ничего личного. – Мэтт поглядывает в мою сторону. – Я вообще-то пытался помочь. Хоуп подтвердит. Но инвесторы, которых я нашел, отказались помогать после того, как Хоуп улетела в Париж. Простите, но я полагаю, старым

порядкам приходит конец.

Я опускаю голову и изо всех сил зажмуриваю глаза.

– Молодой человек, – отвечает Ален. – Дело не в самой кондитерской, а в семейной традиции, которую она представляет. А ей нет цены. Семьдесят лет назад люди, не знающие, что такое семья и совесть – для них существовали только власть и богатство, – забрали нашу первую кондитерскую. Но благодаря моей сестре, ее дочери и внучке традиция сохранилась.

– Не понимаю, какое отношение это имеет к ссуде, – поднимает брови Мэтт.

Ален берет мою руку и сжимает в своей.

– Вы и ваш банк делаете кардинальную ошибку, – говорит он. – Но у Хоуп все будет в порядке. Она выживет. Точно так же, как ее бабушка. Такая у нас традиция. Она обязательно выживет.

Мое сердце переполнено, кажется, так, что скоро взорвется. Не выпуская моей руки, Ален разворачивает меня к кухне.

– Идем, Хоуп. Испечем «звездные» пироги, чтобы отнести Розе. Я полагаю, молодой человек сам найдет дверь.

После обеда я начинаю обзванивать межконфессиональные организации, которые нашла по Интернету. Без особой надежды на удачу – да, теперь у меня есть дата рождения Жакоба Леви, но я понимаю, что задача практически невыполнима, а мой запас энтузиазма почти исчерпан. Потому заранее готовлюсь слышать «нет». В последнее время и так отовсюду только это и слышу.

Смогу ли я спасти кондитерскую? Нет. Есть ли уверенность, что Мами очнется? Нет. Есть ли у меня шанс изменить к лучшему свою никчемную жизнь? Нет.

Начинаю с Межконфессионального союза, потом, идя по списку, перехожу к Совету парламента мировых религий, Национальной американской сети межрелигиозных организаций, Объединенной межрелигиозной инициативе и Мировому конгрессу религий. Каждому, кто отвечает мне, я вкратце рассказываю о том, как Жакоб, спасая Мами, привел ее к христианину, а тот помог ей укрыться у мусульман. Потом называю имя и дату рождения Жакоба и объясняю, что мы надеемся, обращение в подобные организации здесь, в США, дает некий шанс разыскать его. Всякий раз, слушая эту историю, на том конце провода ахают и охают, обещая передать информацию нужным людям и связаться со мной, если найдут хоть что-нибудь.

Воскресным утром около восьми часов мы с Анни в кондитерской одни, молча выгружаем из духовки пончики. Звонит телефон. Вытирая руки о фартук, Анни хватает трубку.

– Кафе-кондитерская «Полярная звезда», Анни, – произносит она. С минуту слушает, что ей говорят, и передает мне трубку со странным выражением лица. – Это тебя, мам.

Отряхнув руки, я беру у нее трубку.

– Доброе утро, кафе-кондитерская «Полярная звезда».

– Это Хоуп Маккенна-Смит? – Голос женский, и мне слышится легкий акцент.