Забыть все

Хоуг Тэми

Слышал ли кто-нибудь о хищнике, убивающем в такой манере? Почему дробовик? Зачем уничтожать их лица? Может ли это указывать на то, что преступление совершил родственник или тот, кто был знаком с детьми? Или же дробовик — знак, говорящий о психологическом состоянии НЕСа (неидентифицированного субъекта)?

Кен стоял около гигантской белой доски, записывая предположения, которые высказывали его коллеги, на одну сторону, а вопросы — на другую.

Винс потихоньку вник в обсуждение, сосредоточившись на коллегах, с одной стороны, и на деле — с другой. Сотрудники

были без пиджаков, но уже начался новый день, поэтому у всех на шее появились галстуки.

Большинство этих парней он знал давно. Они вместе расследовали множество дел, а кроме того, у них было много общего помимо прошлого в полиции и работы в Бюро. Трое из пятерых, сидевших в комнате, включая Винса, в прошлом морские пехотинцы. Джон служил в ВВС. Было и еще кое-что, что объединяло их: они пытались совместить семью и работу, а порой жертвовали семьей ради работы.

— Что молчишь, Винс? — раздался голос с дальнего конца стола.

Винс встретился взглядом со своим старым другом — тот, казалось, был совсем не удивлен, что Леоне появился на работе. Винс развел руками и пожал плечами.

— Прости, Кен, — сказал он агенту за столом. — Мы переливаем из пустого в порожнее, пока само собой не обнаружится, кто это сделал. Если только не провести два профилирования — одно по неизвестному НЕСу, другое — потому, кто знал детей. Это чертова куча работы, когда параллельно надо расследовать другую кучу. Сколько там у тебя — десять? Двенадцать?

Кен уставился на конец своего галстука-шнура.

— Послушай, — продолжил Винс. — Что я понимаю? Я всего лишь старая полицейская ищейка из Чикаго. Я могу позвонить одной мадам в Национальный центр по поиску пропавших и эксплуатируемых детей. Они существуют всего год, зато у них полно информации по эпизодам, которой нет у нас. Я могу хоть сейчас пойти и позвонить.

Кен кивнул.

— Спасибо, Винс. Буду должен.

Винс поднялся и вышел, направляясь в мужской туалет, где его желудок исторг кофе. Он промыл рот и какое-то время постоял, разглядывая себя в зеркале и видя то, что видели его коллеги.

Он всегда был здоровенным парнем и выглядел что надо: шесть футов три дюйма роста, двести фунтов веса, крепкий, как футболист. Теперь на него смотрел высокий худой рохля, потерявший двадцать фунтов. Слава Богу, его овал лица, большие карие глаза и широкая белозубая улыбка остались при нем. Есть еще порох в пороховницах. Сейчас его лицо имело цвет, но когда давление падает до пределов до блевотного уровня, оно становится цвета жалкого подобия той стальной седины, которая проглядывала в его черных волосах.

Хорошо, хоть волосы опять отросли густыми и волнистыми. Лысина ему не шла.

На мгновение он вдруг вспомнил, как тем поздним мартовским вечером возвращался с продуктами к машине, думая об очередном деле. Вот все, что он мог теперь вспомнить. Но даже эти воспоминания скорее всего были изобретены его мозгом. Свидетель сказал, что какой-то парень в свитере с капюшоном подошел к нему с пистолетом и потребовал денег. Винс помедлил. Преступник спустил курок.

Три недели спустя

он пришел в себя и услышал от врачей, что случилось чудо. Пуля двадцать второго калибра вошла в его череп и не вышла наружу. Только время покажет, насколько сильно пострадал его мозг.

Он считал, что это ирония. Столько лет он провел в полиции без единой царапины. Он, специалист ФБР, подвергся нападению на парковке у «Крюгера» [15] и получил пулю в голову от какого-то придурка.

Выйдя из туалета, он пошел к своему столу. Все было разложено по местам — эта привычка осталась с ним после увольнения из морских пехотинцев, — и он всегда мог найти любую бумажку, зная, где она должна лежать. Идеально организованное пространство говорило об идеальном порядке в голове — если не считать осколков латуни в самом ее центре.

15

Сеть супермаркетов.

Заглотив пригоршню таблеток антацида, которые он достал из своего ящика, Винс наконец позвонил, разузнал кое-что и вернулся в конференц-зал, где отдал Кену листок с написанным на нем номером телефона.

Дальше стали обсуждать серию убийств на сексуальной почве в Нью-Мексико в районе мексиканской границы. Расследование предполагало привлечение мексиканских властей, которые спрашивали, могут ли они прислать двоих сотрудников мексиканской полиции для проведения экспресс-курса по профилированию.

Утро тянулось утомительно долго. Винс занял выжидательную позицию, предоставляя возможность высказываться агентам с делами, находившимися в работе. Когда встреча подошла к концу, его коллега во главе стола снова посмотрел на него.

— Чего пришел? Соскучился по унылым харям? — спросил он.

— Нет. — Винс изобразил улыбку и фыркнул. — Где Руссо? Я пришел, чтобы посмотреть на нее.

Розана Руссо была единственной женщиной в подразделении и привыкла к постоянному повышенному вниманию.

— Она на конференции в Сиэтле.

— Черт. Мне везет, как всегда, — сострил он.

— Что там у тебя, Винс?

Он медленно поднялся, чтобы не спровоцировать головокружение.

— У меня, возможно, серийный убийца, в Южной Калифорнии. Похищает женщин, пытает, заклеивает глаза и рты суперклеем.

— До или после смерти?

— Пока не знаю.

— Кто пострадавшие?

— Одна имеет привод за проституцию, дело прошлое. Про другую ничего не известно.

— Сколько жертв?

— Три за два года.

Его друг нахмурился.

— Тогда вряд ли — недотягивает по критериям.

— Скажи это мертвой женщине, которую они нашли вчера. Зарыта в общественном парке, голова была на поверхности.

Брови взмыли вверх. Стало интереснее. Эта компания повидала всякое, и не было такого человеческого извращения, которое бы их удивило. Событие должно быть из ряда вон, чтобы они прониклись.

— Фотографии?

— Ее нашли вчера. Фотографий пока нет.