Забытое дело
Шрифт:
– А вы уверены, что Маккей читает газеты? И не просто газеты – надо, чтобы он прочитал именно завтрашний номер «Ньюс».
– Не уверены. Более того, с чтением у него проблемы. Может, он вообще ничего не читает.
У Гарсии буквально отвисла челюсть.
– Тогда как же…
– На этот случай у нас есть план. Постараемся сделать так, чтобы он прочел то, что надо. Не беспокойтесь – все прикрыто. Со времени нашего вчерашнего разговора всплыло еще одно имя. Это знакомый и, если можно так сказать, сообщник Маккея. Билли Беркхарт. В те времена его больше знали как Билли
Гарсия изобразил глубокую задумчивость, как будто стоял перед камерой. Он даже вышел из-за стола и прошелся по кабинету. Потом покачал головой:
– Нет, не припоминаю.
– Наверное, если бы слышали, то вспомнили бы.
Гарсия вернулся к столу, но не стал садиться, а уперся взглядом в ежедневник.
– Так, посмотрим, что у нас там дальше…
– Дальше у вас я, коммандер, – сказал Босх.
Гарсия вскинул голову:
– Извините – что?
– Я отниму у вас всего несколько минут. Всплыло кое-что новое, надо прояснить.
– Что прояснить? Вы имеете в виду того парня, Блицкрига?
– Да. И кое-что еще, насчет чего спросила репортер, а мы ей солгали. У дела была расовая подоплека.
Лицо коммандера превратилось в каменную маску.
– Я не лгал. Ни ей сегодня, ни вам вчера. Мы ничего не нашли. Никакой расовой подоплеки.
– Мы?
– Мы с напарником.
– Уверены?
На столе звякнул телефон. Гарсия схватил трубку и сердито бросил:
– Не соединять! Я занят. – Он посмотрел на Босха и уже спокойно сказал: – Позвольте напомнить, детектив, с кем вы разговариваете. И что, черт возьми, означает ваше «уверены?». Что вы хотите этим сказать?
– При всем уважении к вашему рангу, сэр, должен напомнить, что в восемьдесят восьмом на следствие было оказано давление. Я верю вам, когда вы говорите, что не обнаружили расовой подоплеки преступления. В противном случае вы не стали бы звонить в наш отдел и напоминать о необходимости провести анализ ДНК. Но если вы не знали о том, что происходит, то ваш напарник определенно знал. Он когда-нибудь говорил вам о том давлении, которое оказывало на него начальство?
– Рон Грин был самым лучшим из всех детективов, с которыми я когда-либо работал. И я не позволю, чтобы вы чернили его репутацию.
Они стояли друг против друга, разделенные столом, скрестив взгляды, как оружие в бою.
– Меня не интересуют репутации. Меня интересует правда. Вчера вы сказали, что он застрелился через несколько лет после того дела. Почему? Ваш напарник оставил записку?
– Ему было тяжело, детектив. Он не вынес того, что выпало на его долю. Его мучили воспоминания.
– О тех, кому он позволил отвертеться?
Гарсия подался вперед и, выставив руку, ткнул в Босха пальцем.
– Как вы смеете? Вы… вы ходите по тонкому льду, Босх. Достаточно одного звонка на шестой этаж, и вас вышвырнут на улицу еще до вечера. Ясно? Я вас знаю. Вы только что вернулись, и вам дали испытательный срок. Так вот, один звонок, и все. Вы меня поняли?
– Да. Понял.
Босх опустился на приставленный к столу стул, надеясь, что это поможет хоть немного разрядить скопившееся в комнате
– То, что вы мне сказали, в высшей степени оскорбительно. – Голос его еще сочился гневом.
– Извините, коммандер. Я лишь хотел уяснить, что вам известно.
– Не понимаю.
– Извините, сэр, но командование определенно блокировало некоторые направления расследования. Сейчас я не хочу вдаваться в детали и называть имена. Некоторые из тех людей еще на службе. На мой взгляд, расовая подоплека убийства сейчас прояснилась – это доказывает связь Маккея с Беркхартом. Тогда вы ничего не знали ни об одном, ни о другом, но у вас был пистолет и кое-что еще. Я хотел понять, участвовали ли вы в этом. Судя по вашей реакции, нет.
– Но мой напарник, по-вашему, участвовал и ничего мне не сказал.
Босх кивнул.
– Невозможно. – Гарсия решительно покачал головой. – Мы с Роном всем делились. У нас были самые доверительные отношения.
– Между напарниками всегда доверительные отношения. Но есть вещи, которыми не делятся даже с самыми близкими. Думаю, у вас существовало разделение труда. Вы занимались бумажной стороной, а дело тащил Грин. Наткнувшись на сопротивление внутри департамента, он предпочел держать вас в неведении. Да, полагаю, так все и было. Может быть, Грин оберегал вас, может быть, ему было стыдно признаться в том, что он поддался давлению.
Гарсия опустил глаза. Босх понимал – его мысли в прошлом. Каменная маска не выдержала, треснула.
– Думаю, я и сам чувствовал, что что-то не так, – тихо сказал он. – Не с самого начала… потом…
– Почему?
– В самом начале мы с Роном договорились разделить родителей. Он взял отца, а я мать. Ну вы понимаете, так легче установить отношения. С отцом у Рона возникли проблемы. Он вел себя очень неровно. То был спокоен, пассивен, то вдруг взрывался, требовал незамедлительных результатов. Но было и что-то еще, и об этом Рон ничего не говорил.
– А вы спрашивали?
– Да. Спрашивал. Он объяснил, что с мистером Верлореном работать трудно, что тот зациклился на одном пункте и уверен, что его дочь убили из-за цвета кожи. И еще я помню, как он тогда сказал: «Нам туда путь закрыт». Только эти слова, ничего больше, но мне они запомнились, потому что ничего подобного Рон никогда не говорил. «Нам туда путь закрыт». Тот Рон Грин, которого я знал, всегда шел до конца. Для него не существовало запретов. До того дела.
Коммандер поднял глаза, и Босх кивнул – так он благодарил Гарсию за признание.
– По-вашему, это имело какое-то отношение к тому, что случилось потом?
– Вы имеете в виду самоубийство?
– Да.
– Не знаю. Все может быть. После того дела наши пути разошлись. Так бывает у напарников – перестали работать вместе, и вроде бы уже и говорить не о чем.
– Верно.
– О том, что Рон застрелился, я узнал на каком-то совещании, уже после перевода в семьдесят седьмой участок. Через неделю. Вот так мы разошлись.
Босх кивнул. Сказать было нечего.
– Сегодня у меня тоже совещание, детектив. Вам пора идти.