Забытые письма
Шрифт:
– Вы успели как раз вовремя. Садитесь. Ваша мама в постели. Мне, конечно, надо вас предупредить: она выглядит совсем не так, как вы ее помните. Думаю, она ждала, что вы приедете. Доктор Макензи говорит, она пока держится. Мы так рады, что вы сумели быстро добраться…
Неужели это та же дракониха, которую она знала ребенком? Как она помягчела, постарела, разговаривает чуть ли не ласково. Что случилось?
– Что с моей мамой? – спросила она.
– У нее опухоль в желудке, распространилась по всему животу. Это очень больно, мы даем болеутоляющее. Она очень выносливая,
– Я хочу к ней, покажите, пожалуйста, куда пройти, – попросила Сельма, готовясь к худшему.
– Мэгги отнесет ваш чемодан в комнату для гостей. Вы, должно быть, едва на ногах держитесь. Если хотите, она приготовит вам ванну. Ваша мама на верхнем этаже. Я хотела переместить ее вниз, но она настояла, что останется в своей комнате. Она может быть страшно упрямой. Мне будет ужасно ее не хватать.
Сельма бросилась наверх. В спальне горел камин, на кровати с латунными спинками лежало крошечное существо, взгляд был затуманен.
В страхе Сельма отпрянула. А где мама? Здесь кто-то чужой, а где мама? Та старая дама – желтая кожа, точно пергамент, обтягивает кости и впалые щеки. Разве мама могла так измениться?
– Сельма, это ты? Ты пришла… Я знала, ты придешь!
Разрыдавшись, Сельма бросилась к кровати.
– Мамочка, что же ты не сказала мне, что заболела! Я бы раньше приехала!
– И ты приехала, ты теперь со мной, это главное… Ты по-прежнему моя чудная девочка, все то же личико цвета орехового масла. Ну же, дай мне на тебя посмотреть.
Они сидели, взявшись за руки и не говоря ни слова. У мамы больше не было сил, да она и сказала, что хотела сказать. Леди Хестер прислала Мэгги с подносом – чай и свежие булочки. Господи, настоящий английский чай и домашнее тесто – сколько же лет прошло. Мама ничего не ела, но сделала глоточек своего снотворного напитка.
– Так я скорее отправлюсь в Царствие Небесное, и я этому рада. Очень живот болит, хватит, – прошептала она.
То, что Сельма увидела дальше, никак не походило на обычную боль в животе. Это была боль, которая выкручивала все внутренности, так что Эсси мучительно извивалась и крючилась, пока не отпустило. Сама она стала совсем крошечной, а живот, наоборот, вздулся, словно внутри у нее была огромная пуховая подушка.
– Иди сюда поближе, расскажи мне обо всем, как вы там живете. Чем внученька моя занимается?
Сельма достала фотографии – вот в гриме, вот на пляже, а вот вся семья на лужайке в Каса-Пинто.
– Какая дивная ферма… А твой муж как поживает?
– Да весь в делах, как обычно, скачет верхом по пустыне. Он просто обожает нашу дочурку, – солгала она.
Не говорить же умирающей матери, что они расстались и что вообще с самого начала это не было настоящим браком. Лучше уж умолчать об этом.
Мама силилась держать ее за руку –
– Значит, хорошо тут с тобой обращались? – спросила она.
– Леди Хестер стала мне настоящим другом. Мне очень повезло, что я работала здесь. Горе смягчило ее. Да, она совершала ошибки. И ее надежды разбивались вдребезги. Мы очень хорошо поладили с ней… Хоть и разные мы совсем – точно я и Рут. Ты же будешь навещать ее, когда меня не станет?
– Лучше мы вместе съездим, когда тебе станет получше, – ответила Сельма.
– Не болтай ерунды! Хестер любит эту игру, и пусть. Моя жизнь прожита. Не могу больше бороться с этой гадостью, одолела она меня. Когда я уйду, возьми все, что захочешь… Я отложила немного денег. Все хотела тебя навестить, так вот не успела немножко, да?
– Тебе надо отдохнуть, мама. А у меня голова кругом идет… В Лос-Анджелесе ведь другое время. Я еще не перешла на наше. Чувствую себя так, словно не спала несколько дней.
– Какое же все-таки счастье, что ты вернулась домой. Обязательно сходи навести папу. Скоро мы будем вместе.
– Ну мама!
– Может, тело мое и сгнило, но с головой пока все в порядке. Уж я знаю, что говорю. И мне будет гораздо спокойнее, если я буду знать, что ты сама меня обрядишь, как положено. Я все приготовила, вон там, в верхнем ящичке: чистая рубашка, пенни на глаза, подвязка под челюсть, полотенца. Ты знаешь, что делать и в каком порядке – я не раз показывала тебе. Ну, а теперь иди, постарайся отдохнуть. Хестер принесет тебе поесть. Ей хочется побольше узнать о твоей новой жизни. Сын-то ее не пишет… Умер он, боюсь. Помнишь, все эти жуткие припадки у него были?
– Я и забыла, – отозвалась Сельма. Она уже много лет не вспоминала об Энгусе Кантрелле.
– Хестер знает, что делать, когда я умру. Она все организует. Под этим ее чопорным крахмалом доброе сердце… И она сможет ответить на все твои вопросы.
– Какие вопросы? О чем?
– Просто… ну, разные вопросы. Давай иди, передохни маленько…
– Попозже… Я не отдыхать сюда приехала. Я приехала к тебе! – возразила Сельма.
– Знаю, знаю… Но моей красавице все-таки надо поспать. Да и моя обезболивающая водичка скоро перестанет действовать, и тогда, ох, лучше не оставаться со мной в одной комнате.
– Нет, прежде я должна сказать тебе, как я благодарна, что ты тогда отпустила меня, позволила мне уехать.
– Не за что тут благодарить. Ты моя самая лучшая девочка на свете. Правду говорят: «Мужчина остается тебе сыном, пока не женится, а дочь дается тебе на всю жизнь». Ты у меня умница, и если Шери унаследовала твои черты, она не натворит глупостей. Ой, и вот еще что, чуть не забыла! Когда пойдешь по Верхней дороге, гляди внимательно, не покажется ли наш Фрэнк. Я пару раз видела его на той тропке. Он не говорит со мной, ни слова не произносит, но думаю, он знает, что я там. Его дух поддерживал меня – утешение уже и то, что вернулся домой, к себе. Но ему нужен покой, надо отпустить его, бедненького моего.