Забытые смертью
Шрифт:
Данилка глянул вверх, увидел перекошенное злобой лицо Катьки. Ее ненавидящие глаза…
Парень до самого вечера думал и мечтал о девушке.
Вернувшись с работы в старый дом, он впервые в жизни благодарил милицию за бесцеремонное вторжение в судьбу. Ведь если б не она, не встретил бы Наташку.
Данилка мечтал, как он пригласит ее в гости. Они сядут к столу, будут долго говорить о разных случаях, а он станет смотреть в ее глаза, большие, синие, как небо.
«В гости? Да куда? В такую грязь разве можно?» — схватился за веник.
«Наташка!» — екнуло все внутри. Данила пожалел, что не успел нарвать цветов — синих, как ее глаза, васильков. Уж очень кстати были бы они на столе. Пошел встречать гостью, еле сдерживая телячий восторг, хлеставший через край.
На пороге стояла Катька.
Данила оторопел.
— Тебе чего надо? — загородил собою комнаты.
— Ты сам звал. Иль мозги посеял?
— Шутил я, понимаешь? Не ждал тебя вовсе! — признался он честно.
— Не ждал, а я приперлась. И коль так вышло, принимай! — хотела пройти в дом, но хозяин не пускал.
— Некогда мне. Идти надо. Тороплюсь в одно место.
— Это куда же? Едва приехал, а уже дела появились? Уж не к Наташке ли навострил лыжи? — прищурилась она, словно выстрелила глазами в лоб.
— Тебе что за дело? Когда таскалась со всем училищем — не отчитывалась небось никому? Да еще на меня ребят натравила за бумажник. Чуть не размазали из-за тебя! Теперь прикинулась целкой! Да не мне твой треп слушать! Лапшу на уши не повесишь. И знай, бляди в детстве проходят. В жены таких — не берут.
— А я и не набиваюсь! Кто с вором свяжется? Ты ж босяк! Век путем жить не мог. Шибздик вонючий!
— А чего возникла?
— По старой памяти тебя пожалела, думала, с тоски дохнешь.
— По тебе, что ль? — рассмеялся Данила громко.
— Не мылься! Здесь, в деревне, ты никому не нужен. Еще в ноги мне покланяешься много раз, чтобы простила тебя и вернулась. Тут мужиков и парней — тьма. А баб — не хватает. Тебе здесь не за девку, за паршивенькую старушонку башку свернут деревенские! — Катька пошла от дома, ругая себя за доверчивость.
Данила смотрел ей вслед. Качал головой.
«Может, и права баба? Ну кому нужен, кто я против Наташки. Она девушка! Да еще какая чистая! Ну, а я? Она не только смотреть в мою сторону — слышать обо мне не захочет. Узнай всю правду, как чумного обходить станет за десять верст. Может, и впрямь не терзать себя понапрасну, не тешиться пустыми надеждами? Вон Катька первая вякнет про меня. И что было, и чего не было приплетет. Ей поверят», — вздохнул Данила тяжко. Он пытался отвлечь мысли от девушки, находил себе одно дело за другим, но неотступно думал о Наташке. Она стояла перед глазами всюду.
Данила подмел двор, вычистил, выскоблил крыльцо. Сел на завалинку перекурить и вдруг услышал звонкий смех, переливчатую трель гармошки.
Стайка девчат, смеясь звонко, порхнула мимо дома.
Парни шли гурьбой за девушками на луг — к реке. Данила смотрел им вслед, жгуче завидуя.
«Вот ведь кто-то из них любит Наташку. Может, и она кого-то присмотрела, будет петь и танцевать с ним. А может, и большее… — отдалось в груди болью. — Нет-нет, она не такая! Она прозрачная, светлая, ее не коснулись порок и похоть, ничьи руки не притронулись к ней!» — не соглашалось сердце.
Данила и сам не знал, как оказался у реки, среди деревенских ребят.
— Ты чей? — удивленно оглядели его.
— Здешний, — оглядел крепких рослых парней и добавил: — Элеватор строю. Каменщик.
— А тут чего тебе надо? — те примерялись хмуро.
— Познакомиться хочу с вами! Вместе кантовать придется. Вот и возник.
— Откуда приехал?
— Из Брянска я.
— А че с города сбежал? Иль припекло? У нас, наоборот, все из деревни тикают. Там жизнь. У нас — говно, — попросил закурить мордатый рыжий парень. И, протянув руку, сказал: — Толик. А тебя как звать?
— Данила, — назвался Шик и оглядел девчат, сбившихся возле костерка.
Знать, о тебе нынче отец говорил. Ты с ним вкалываешь. Иннокентий. Сказывал, что знатный каменщик. Только я не поверил. Кто ж с путевых в деревню приедет? Таким и в городе место сыщется. С добра сюда не заявятся. Только те, кто от милиции иль от бабы прячется, — говорил Толик.
— Бабы у меня нет и не было. А ментов — не ссу. Хотя и за кентов не держу. Да и кто лягавого за человека и мужика признает? Таких я не знаю…
— То верно! Но они к нам редко приезжают. Так что если где и обосрался, скоро не сыщут, — рассмеялся второй парень, слушавший разговор.
— А ты где живешь? — понемногу втягивались в разговор ребята.
— В доме пчеловодихи? А свои старики имеются?
— Детдомовский? Ну и не повезло же тебе! — вздохнул Толик сочувственно.
— Это у тебя сестра есть, Наташа? — спросил Данила тихо.
— Да. Только она не пришла сюда сегодня. Дома осталась. А ты чего о ней спросил? — насторожился Толик.
— Видел. Обед она приносила.
— Ну, это ладно. А то ноги вырву. У ней парень есть. В армии служит. Ждать его должна! — словно ушат холодной воды вылил на Данилку.
Шик ничего не сказал, он тихо побрел в свою избу, кляня себя за то, что сумел влюбиться безнадежно и впустую.
«Всем людям фартит. Уж если любят, так с юности. А уж потом женятся. У меня все наоборот, через жопу. Вначале по бабам натаскался до тошноты, а теперь — нате вам, влип, как дурак, по самые уши. Барбосом при ней ходить рад, лишь бы не прогнала», — злился Данила. И чуть не столкнулся лоб в лоб с парой, спешившей к реке. Они шли в обнимку. И Данилка оглянулся удивленно. Голос показался знакомым.