Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран
Шрифт:
В «Народе одиноких», опубликованном в 1956 г. во Франции и в течение длительного времени считавшемся актом преклонения Чорана перед еврейским народом, автор фактически всего лишь поменял знаки: недочеловек превратился в сверхчеловека, безродный бродяга, враг любой национальной борьбы — в существо, освободившееся от «нелепого стремления к укоренению» [336] . Антисемитские стереотипы IV главы «Преображения» сохранились в этом тексте практически полностью — они не проанализированы, не переработаны, не преодолены. Как будет показано в главе IX настоящей работы, они представлены там в перевернутом виде.
336
Cioran E Un peuple de solitaires // La Tentation d’exister, op. cit. P. 70.
Глава четвертая
ИСТОРИК РЕЛИГИЙ НА СЛУЖБЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ: МИРЧА ЭЛИАДЕ
Трудно представить себе более различные характеры, чем у Эмила Чорана и Мирчи Элиаде. Первый полностью отдавал себе отчет в контрасте между ними, когда набрасывал портрет второго в 1978 г.: «Как прежде, так и теперь ему чуждо все отрицательное, все, что побуждает к саморазрушению как в физическом, так и в интеллектуальном отношении. Именно из этого рождаются его неспособность к смирению, к угрызениям совести, ко всем чувствам, ведущим к тупику, застою, к отсутствию будущего» [337] . Различия в характерах проявлялись не только в стиле, но и в побуждениях, определивших их политические пристрастия.
337
Cioran E. Mircea Eliade, Exercices d’admiration, op. cit. P. 129.
Так, Элиаде главным образом привлекали те аспекты идеологии Легионерского движения, которые были совершенно чужды Чорану: мистика
Вторым фактором, определявшим несходство Чорана и Элиаде, явилось полное равнодушие Чорана к эпическим рассказам о великом начальном периоде истории румынского народа, действие которых разворачивалось на территории древней Дакии и охватывало тысячелетия. Не интересовала его и преемственная связь с великими предками, основателями нации, о которой говорил Элиаде. Столь ценимый последним миф об истоках нации на рубеже 20—30-х годов нес огромную идеологическую нагрузку: он способствовал привязке идеи самобытности к национальной румынской почве и одновременно провозглашал идею существования якобы неразрывной связи между народом-этносом и государством. Различия в восприятии ясно просматриваются в письме, написанном историком Чорану в Период подготовки рукописи «Преображение Румынии» к публикации, которой Элиаде много занимался лично. Пока Чоран находился в Брашове, Элиаде следил за производством книги, вплоть до того, что правил гранки. В письме, написанном в июне 1936 г., Элиаде писал: «В твоей книге есть много такого, в чем я с полным основанием узнаю себя». Особенно ему понравилась самая антисемитская глава произведения — «глава о евреях и рабочих просто замечательная», однако «я совершенно не могу согласиться с твоим взглядом на румынскую деревню как на простой «биологический ресурс» [338] . Применив эти коды к французской культуре, можно было бы предположить, что для Кодряну, а затем и для Элиаде духовное наследие Эминеску, Йорги и Парвана имело такое же основополагающее значение, как для французских националистов — творчество Дрюмона, Барреса и Морра. Идеи этих румынских мыслителей стали ядром концепции Элиаде. Прикрыв его революционной фразой в момент подъема итальянского фашизма и немецкого национал-социализма, он, в отличие от Чорана, все же в целом остался приверженцем «самобытного» фашизма, который жаждал видеть «подлинно румынским». Этим объясняется и происхождение термина «руманизм». Последовательно придерживаясь данной позиции, Элиаде выступал против пересадки на национальную почву «чуждых» национальному этосу моделей, в том числе и некоего оптимального варианта диктатуры. Подобный стиль, одновременно более классический и более «самобытный», проявлялся во всем, вплоть до характера его отношений с Легионерским движением и его вождями. Чоран был для них скорее попутчиком, весьма ценным, но все же довольно непредсказуемым и недисциплинированным. Элиаде относился к Движению и его поручениям серьезнее и прилежнее. Он выступал на митингах и собраниях, проводимых этой политической организацией [339] , и, даже не будучи ее формальным членом, не колеблясь, оказывал ей помощь и поддержку во время избирательных кампаний, как это было в 1937 г.
338
Неизданное письмо М. Элиаде Э. Чорану. помеченное июнем 1936 г. (дата не проставлена). Опубликовано в еженедельнике «22» (Бухарест), 24—30 июня 1997 г.
339
По свидетельству А. Палеолога. Воспоминания... С. 116.
Мирча Элиаде, как и Чоран, имел миллион возможностей ответить на вопросы, возникавшие в связи с его прошлым. После 1945 г. он постоянно предпочитал отрицать свою прежнюю приверженность легионерской идеологии. Например, в «Мемуаре II», упомянув о том, что его арест в 1938 г. совпал по времени с арестами подавляющего большинства главарей Легиона, он настаивал: «Сигуранца продемонстрировала излишнее рвение» [340] , поскольку «я никогда не верил ни в политическое предназначение нашего поколения, ни в звезду Кодряну» [341] . Этому утверждению, однако, противоречат не менее 50 статей, опубликованных во «Vremea» в 1934—1938 годах. В них содержится призыв к молодым интеллектуалам покинуть «башню из слоновой кости» и вступить в «гражданскую борьбу» — и это не считая дифирамбов в адрес Кодряну и его деятельности в 1937—1938 годах. Например, в статье от 21.2.1937 г. ученый с энтузиазмом восклицал: «Революция, которую намеревается осуществить г-н Корнелиу Кодряну, отличается таким глубоко мистическим характером, что ее победа будет означать победу христианского духа в Европе» [342] . Если это не значит верить в звезду Кодряну... В течение всего пятилетия 1934—1938 годов Элиаде публиковался во «Vremea», поскольку издававшаяся Нае Ионеску газета «Cuv^antul» в 1933 г. была запрещена. Данное обстоятельство немаловажно. «Vremea» представляла собой крайне правое издание, открыто выступавшее в поддержку Легионерского движения; эссе Элиаде соседствовали в ней с потоком погромных статей в адрес евреев и франк-масонов, якобы виноватых во всех поразивших общество болезнях. Элиаде в течение всех пяти лет помещал в этом органе по 2—3 больших статьи ежемесячно, публично выступая приверженцем национализма самого экстремистского толка. В этих статьях присутствовали все компоненты легионерской идеологии, включая антисемитизм и ксенофобию.
340
Eliade M. M'emoire II, op. cit. P. 28.
341
Ibid. P. 36.
342
Eliade M. Commentaires sur un serment // Vremea, 21 февр. 1937. P. 2.
Вернемся ко второму тому «Мемуаров», написанному в начале 1980-х годов, когда Элиаде еще не утратил надежду стать лауреатом Нобелевской премии. На страницах названной книги он долго распространяется о причинах своих политических неприятностей в конце 30-х годов, относя их на счет своей преданности Нае Ионеску, — напомним, в 1933—1938 годах Элиаде работал у него ассистентом в Бухарестском университете. Рядовой читатель обращает внимание на слово «преданность» — замечательное душевное качество; ему почти ничего не известно о методах Железной гвардии и совершенно ничего — о Нае Ионеску. Кроме того, в это время в Румынии господствует коммунистический режим, утвердившийся там, скорее всего, навечно; он обеспечивает практически полную недоступность (для западных исследователей. — Е. О.) библиотек, где содержатся подшивки периодики межвоенных и военных лет. Поэтому Элиаде позволяет себе продолжить с неизменным апломбом: «Я подвергся преследованиям и аресту, потому что был другом Нае Ионеску и печатался в газете («Cuv^antul». — Авт.), которая впоследствии была разрешена властями» [343] . Она и в самом деле была разрешена — Октавианом Гогой, фанатиком-антисемитом, которому король в конце 1937 г. поручил разработку первого антиеврейского законодательства страны, и выходила в течение 3 месяцев, в январе — апреле 1937 г. Статьи Элиаде встречаются в половине вышедших за это время номеров (48 из 85). Следовательно, «разрешение властей» отнюдь не являлось «свидетельством о демократической благонадежности», как стремится доказать Элиаде в «Мемуаре II». Напротив, новый председатель Совета министров нуждался в поддержке своей антисемитской политики, и газета Ионеску таковую оказала, не заставив себя об этом просить. Таким образом, предложенное историком религий объяснение не то чтобы полностью лживо, но удивительно неполно. Элиаде ничего не скрывает, кроме самого главного: своих антисемитских выступлений и активной пропаганды в пользу Легионерского движения, по поводу которого он несколькими страницами ранее отмечает: «его популярность непрестанно росла», — что опять-таки неоспоримый факт. «Некоторые из моих друзей и коллег вступили в Движение уже несколько лет назад» [344] , — пишет Элиаде и приводит длинный список блестящих имен, носители которых присоединились к Железной гвардии и вложили свой вклад в ее печальную славу. Но он забывает назвать в их числе свое собственное имя.
343
Eliade M. M'emoire II, op. cit. P. 33.
344
Ibid. P. 22.
В момент написания Элиаде воспоминаний некоторые из его политических статей стали достоянием исследователей — правда, очень узкого их круга. Первым опубликовал подборку о политическом прошлом румынского историка израильский журнал «Toladot» в 1972 г. В материале приводились длинные отрывки из «Дневника» Михаила Себастьяна [345] . Затем последовали другие работы, в том числе итальянских исследователей Альфонсо ди Нола (1977) и Фурио Джези (1978) [346] .
345
«Dossier Mircea Eliade». Toladot / (Бюллетень Института им. д-ра Й. Немировера). Иерусалим № 1, январь-март 1972 г. Эта история подробно освещена в гл. X настоящей работы.
346
Nolo A. di. Mircea Eliade e l’antisemitismo // La Rassegna mensile di Israel, jan-feb. 1977; Jesi F. Culture di destra e religione della morte // Communita, apr. 1978.
347
Werblowski Z. «In Nostro tempore: On Mircea Eliade» // Religion. 1989. № 19. P. 134. Первое издание — по-немецки, в сборнике в честь М. Элиаде / H.-P. Duerr. Der Mitte der Welt. Frankfurt, 1984.
348
Ibid.
349
Сейчас дело обстоит совершенно по-иному; в 90-е годы появилось множество посвященных Элиаде критических работ в рамках даже его собственной дисциплины. Назовем в этой связи труды Даниеля Дюбюиссона и Ивана Стренски, Филиппа Боржо, Сеймур Кейн, Роберта Эджвуда, Витторио Лантернари, Т. Мак-Катчена, Мориса Олендера, Стивена Вассерстрома.
Сомнения увеличились с выходом в свет «Мемуара II». Получилось так, что издание было осуществлено уже после смерти автора, в 1988 г. «Мемуар II» содержал сведения о периоде 1930—1940 годов. Прочитавшие книгу университетские преподаватели, историки и журналисты были изумлены двусмысленным характером многих содержавшихся там записей. Так, например, почти через 50 лет после Холокоста он писал о вожде Железной гвардии: «Не знаю, какую оценку даст Кодряну история...» [350] И вовсе не смерть Элиаде в 1986 г., а именно подобные двусмысленности историка в сочетании с его упорным молчанием 70-х годов способствовали увеличению попыток прояснить его прошлое. Таким образом, мы совершенно не согласны с картиной, которую зачастую рисуют безоговорочные сторонники Элиаде, будто толпа спрятавшихся во мраке врагов ждала лишь смерти великого человека, чтобы расстрелять его катафалк.
350
Eliade M. M'emoire II, op. cit. P. 35.
Решающую роль в изменении отношения к Элиаде сыграло изменение международного положения: с падением коммунизма исследователи получили доступ к источникам; результатом стало появление целого ряда солидно документированных аналитических работ [351] . Их публикация поставила часть адептов Элиаде в довольно неловкое положение. Например, еще в 1978 г. последователь Мирчи Элиаде Иоан Петру Куляну писал: «Я сам проверил все странные слухи касательно «антисемитизма» Элиаде, его «пронацистской позиции» и даже «членства в Железной гвардии. Я счастлив заявить, что они абсолютно не соответствуют истине» [352] . В свете новых исследований подобные заявления становились уже невозможными. Ознакомившись с опубликованными документами и более подробно проникнув в суть вопроса, Куляну через несколько лет в личной переписке отказался от некоторых своих скоропалительных выводов. Так, в письме от 13.5.1987 г. американскому биографу Элиаде М. Л. Риккетсу он сознавался: «Я начинаю понимать, что он [Элиаде] был более близок к Железной гвардии, чем мне хотелось верить» [353] . Куляну уже не мог отрицать очевидного, но имидж мэтра в США по-прежнему продолжал его волновать. Поэтому официально он не допускал никаких отклонений от ранее выбранной линии защиты, построенной на логике «Мне все хорошо известно, однако...», что придавало его позиции характер обычного запирательства. Сегодня она не выдерживает уже никакой критики. Вынужденные отступить, защитники Элиаде избрали новую линию обороны: теперь они настаивают, что все случившееся с мэтром было «приступом легионерской лихорадки», и относят этот приступ, при малейшей возможности, к 1937—1938 годам. Данную идею высказывает, в частности, Риккетс, с большой неохотой вынужденный допустить, что «своими политическими произведениями Элиаде оказал Легионерскому движению открытую и полную энтузиазма поддержку (an open and enthusiastic support)» [354] . Еще один способ оправдания Элиаде, часто используемый как дополнительный, — попытка доказать, что Элиаде, разумеется, был прельщен «этническим радикализмом» Кодряну, но не мог «предвидеть глубину его политического падения» и до конца считал, что имеет дело «с сектой мистиков» [355] . Эта точка зрения, высказанная языковедом Сорином Александреску, профессором Амстердамского университета и племянником М. Элиаде, на наш взгляд, не выдерживает критики. Ведь все это время Элиаде оставался в Румынии, и, следовательно, все преступления легионеров свершались у него на глазах.
351
Назовем в этой связи статьи Адрианы Бергер, Раду Иоанида, М. Л. Риккетса, Нормана Мани, Матеи Калинеску и Виргила Немояну (США); Леона Воловичи (Израиль); Михая Дину Георгиу (Франция); Александра Флориана, Зигу Орня и Флорина Туркану (последний пишет сейчас новую биографию Элиаде) (см. библиографию, прилагаемую к настоящей книге). Историк религий сам в какой-то степени спровоцировал эту ситуацию, когда в конце жизни предложил Адриане Бергер привести в порядок свои библиотеку и архив. Его обеспокоило также проявленное М. Л. Риккетсом любопытство — но было слишком поздно. Правда, биография, написанная Риккетсом в 1988 г., рисовала Элиаде в достаточно благоприятном свете. Риккетс приезжал к Элиаде в Чикаго, чтобы получить недостающие сведения в области библиографии. В «Дневнике» Элиаде в записи от 5—8 марта 1984 г. читаем: «Он непрестанно задает мне вопросы. Есть области, в которых он разобрался лишь отчасти: например, обвинения или намеки на мой «фашизм» (антисемитизм) в 1938—1939 гг. Пытаюсь ему объяснить» // Отрывки из Дневника III. Париж, 1991. С. 131. Аналогичные замечания сделаны относительно А. Бергер. «Все время приходится проверять, все время — отвечать на вопросы А. Б.», — пишет он несколькими днями позже. В конце концов он пришел к выводу, что совершил «колоссальную ошибку, может быть, самую существенную за последние 25 лет, разрознив мою библиотеку, разрешив рыться в моих рукописях и разобрать мою переписку» (Риккетс, Адриана Бергер). Там же. С. 133.
352
И. П. Куляну был убит выстрелом в голову в университетском кампусе Чикаго 21.5.1991. Убийство осталось нераскрытым. Мотив преступления до сих пор неизвестен. Журналистское расследование провел американский журналист Т. Антон. См.: Anion Т. Eros, Magic and the Murder of Professor Culianu. Illinois, 1996. Подробности этого странного дела изложены в гл. X настоящей работы.
353
Culianu I. P. Mircea Eliade, Bucarest, 1995. P. 233.
354
Ricketts M. L. Mircea Eliade. The Romanian Roots. P. 882.
355
Alexandrescu S. Le ph'enom`ene l'egionnaire. Le Paradoxe roumain, Bucarest, 1998. P. 193-268.
Учитывая, что подобные концепции все еще имеют многочисленных сторонников во Франции и в США [356] , наше исследование будет разворачиваться в двух планах, несмотря на то что материал не всегда поддается расчленению. Во-первых, попытаемся восстановить фактическую сторону дела и рассмотрим последовательные этапы деятельности Элиаде как активиста движения — настолько, насколько это позволяют сделать имеющиеся документы. Затем проанализируем эту деятельность в концептуальном плане, с точки зрения последовательности его программы и степени взаимоувязки ее двух нерасторжимых аспектов — политического и философского.
356
В частности, ими отмечена недавняя работа молодого американского исследователя Б. С. Ренни // Rennie B. S. Reconstructing Eliade. Making Sense of Religion. N. Y., 1996. (Предисловие к ней написано М. Л. Риккетсом.) Аналогичная точка зрения присутствует у Дугласа Аллена и Карла Ольсена (США), Мирчи Хандока (Румыния).