Забытый князь

Торубаров Юрий Дмитриевич

– Татарин. Да еще какой татарин! Они всяки бывають. А ен меня от голодной смерти спас. Кохда я был еще мальцом, моих родителев захватили татары, пригнали… Я дажить родителев не очень помню, и не знаю, откуда мы.

– А как ты к Алберде попал?

– Стой, тута яма, дай-ка я тя перенесу, – и, подхватив княжича, довольно легко перепрыгнул вместе с ним через яму. – Я тута, как пацан, волю имел. А родителев в город водили на разные работы. А жрать неча было. Вот я и присосался к рыбакам. Те мня жалели. Ухи, бывало, нальют, с собой рыбки дадут. Ну, родителев

подкармливал. Раз возвратился, а их никого нет. Всех куды-то продали. А где они жили, плетенки, их сожгли. Куды деваться? Жрать-то охота. А на базаре выбрасывают порченную жратву, вот я и питался тама. Как-то дождь пошел, я сел под кустик, дрожу. Подходит татарин безрукий. Вид грозный…

Княжич застонал.

– Держись, Василь, щас придем.

Василия оставляли силы, и он чуть не рухнул на земь. Алберда дотащил его до шатра.

– Дед, – так он звал старого татарина, – ты не спишь?

– Моя ждеть тя, – ответил тот.

– Зажги-ка огарыш. Тута я битого привел, помочь надоть.

Татарин вышел с горящей плошкой со своей половины и осветил Василия. Старик поднес свет поближе к лицу Василия и поднял поочередно его веки.

– Ничего, моя помогнеть. Сыми… – Он потрепал одежду княжича.

Молодой Алберда быстро раздел Василия и положил на свой лежак. Старик внимательно осмотрел его, пощупал голову и, всунув в руки молодого Алберда плошку, куда-то удалился. Вернулся, держа у груди несколько глиняных горшочков. Налив из одного горшочка кукую-то противно пахнущую жидкость, приподняв голову Василия, приказал ему:

– Моя даеть те пить.

Тот сделал несколько глотков, не выдержал и сплюнул.

– Неть, моя нельзя! – закричал татарин и заставил выпить.

Жидкостью из других склянок он стал натирать тело княжича.

После этого питья Василий почувствовал себя лучше. Ушла куда-то боль, появилась сила. Но тело вдруг загорелось, словно его бросили в костер. Жгло так нестерпимо, что Василий даже стал метаться.

– Держи! – приказал старик Алберде.

Тот держал его до тех пор, пока Василий не перестал биться. Жар прошел, и стало легче.

– Ну, как ты? – через некоторое время спросил Алберда.

– Да… лучи. Надоть к се идтить. – Он поднялся и сел на лежак.

– Погодь, дед еще че-то хочет.

– Твоя пойдет, но… на. – И старик опять подал ему пахучую жидкость.

Василий не ломался, выпил. Стало совсем хорошо.

– Я пойду, – повторил он, – а-то мня искать будут, – поднимаясь, проговорил Василий. – Сколь я должон? – спросил княжич, глядя на старика.

Тот зло покачал головой:

– Не… моя не береть!

– Не надо, – сказал и молодой, – дед ничего не береть. Обними его. Ему приятно будет.

Василий обнял старика. Тот даже прослезился. И тут Василий понял, что говорил Алберда: татары разные бывают. У этого сердце было добрым.

Алберда проводил Василия до половины дороги, и княжич сказал:

– Идикась назад, ты и так со мной сколь повозился. А завтра я приду. Ты терь мне, как брат.

Он обнял Алберда, и они простились.

А в

хоромах никто не спал. Так поздно Василий еще не приходил, и бояре с воеводой не знали, что делать. Когда княжич вошел, Кошка налетел на него, как коршун. Но Василий осадил боярина:

– Все – завтра.

Сказано это было таким голосом, что он тотчас погасил порыв боярина заниматься воспитанием. Княжич прошел к себе, присел на лежак. В голове зрел вопрос: «Что это было? Простое худоумие или кто подослал?» Но найти ответа не успел. Сон свалил его.

Проснулся он, когда наступил обед. Бояре толклись около его двери. На правах старшего, показать, что позиций своих не утратил, Кошка иногда приоткрывал дверь и, повернувшись к боярам, ожидавшим от него сообщения, говорил:

– Спит.

– Пущай спит! – соглашались они.

Василий проснулся от чувства сильного голода. Ему даже снилось, что он сел за стол, а у него отнимают еду. Подойдя к зеркалу, он взглянул на свою физиономию, намереваясь увидеть ее в синяках и ссадинах. Каково же было его удивление, когда он почти ничего не обнаружил. Задрав рубаху, осмотрел живот. Ему досталось больше всего, но он тоже выглядел довольно сносно.

– Мда-а, – довольно произнес Василий и направился в едальню.

Бояре встретили его пытливыми взглядами. Он только кивнул им головой, сел на свое место и начал «уплетать» еду. Ел с таким аппетитом, что, казалось, его долго не кормили. Наевшись, он коротко поведал о своем приключении. Кошка вскочил и набросился на него:

– Ты че, Василий, ведешь ся так безобразно? Ты забыл, кто ты? Я не позво…

– Я не забыл, – грохнул кулаком по столу Василий и, поднявшись, сказал: – Это ты, боярин, забыл, кто я! – и ударил себя в грудь. – Я не мальчик, чтобы ты мня водил за ручку! – Он резко двинул ослон и вышел из едальни.

Бояре в испуге переглянулись. Кошка изменился в лице. Оставшись один, он долго ругал себя, считая, что пустил под откос всю свою добрую угоду. «И я хорош, – говорил он себе, – как могло вырваться у мня: я не позволю. Да кто я такой? Эх! Но слово не воробей». Что сказать?

Глава 6

Магдебург. В замке тевтонских рыцарей великий магистр собрал совет, на котором решали просьбу литовского князя Витовта, который просил орден помочь в возвращении его княжества. О том, что помочь надо, решение было единодушным. Но одни настаивали на том, чтобы тот отдал им Жмудь и часть Литвы. Большинство, в том числе и сам магистр, было против.

– Если мы сейчас запросим такую цену, – проговорил магистр, – он может не согласиться. А не лучше ли, оказав ему помощь, потом дать понять, что если мы его оставим, то Ягайло немедленно с ним разделается.

Подумав, все согласились с предложением магистра, и тевтонцы двинулись на Ягайло. Они шли под двумя знаменами: тевтонским и литовско-жмудским. По мере продвижения в глубь страны к Витовту присоединялись его сторонники. Не принимая боя, Ягайло, чувствуя превосходство противника, отступал на юг.