Забытый - Москва
Шрифт:
– Необходимо бросить навстречу Олгерду хороший конный отряд. Тысяч пять-семь хотя бы. Чтобы ударил и отскочил в сторону, к югу.
– Или к северу...
– К северу - нет, там тверичи. Мало ли... Олгерд может клюнуть, погнаться, чтобы добить. Тогда нам хорошая отсрочка выйдет. Но если и не клюнет, сюда пойдет, все равно с опаской, оглядываться станет, а стало быть медлить. Так что неделю мы в любом случае выиграем.
– А тот отряд? Его что же, на убой?
– осторожно, но с закипающей злостью спросил Иван Вельяминов.
– Ведь сейчас мы
– На убой баранов только гоняют.
– Бобер медленно поднял глаза на Ивана и в первый раз взглянул на него в упор ("Козел ты безрогий! Юли мою трахаешь, так тебе того мало?! Еще и на меня пасть разеваешь, сопляк! Я те разину!): - Воевода с головой должен быть. А бойцов лучших не обязательно, бойцов лучших беречь надо пуще глаза.
Ивану мгновенно стало жарко и тошно. Он с трудом, но все-таки смог оторваться от уставленных на него желто-зеленых фонарей и стал шарить у горла, расстегнуть ворот. Бобер, однако, уже опомнился и подосадовал на себя: "В такой-то момент - и про свои обиды. И почему сопляк? Он на два года всего тебя моложе. Сам ты сопляк!" Тряхнул головой, возвращаясь к разговору:
– Отряд поведу сам. Думаю, сделаю все как надо.
– И налетел на жесткий взгляд митрополита. Тот выпрямился в своем креслице, приподнял руку:
– Князь Волынский не забыл, что ему переданы чрезвычайные полномочия? Ведение всей войны. И неужели он не доверяет ни одному из своих воевод?
Бобер еще раз обозвал себя сопляком, приложил руку к груди, склонил голову:
– Прости, отче! Действительно, я несколько забылся. Потому что самые ответственные дела привык делать сам, - он взглянул мельком на Ивана и пожалел, там, кажется, была беда - Иван, оборвав ворот рубахи, грузно отвалился на спинку лавки, смотрел тупо вниз, лицо его было мокрым от пота, - но в данных обстоятельствах, разумеется... Только хочу подчеркнуть, воевода должен быть очень опытен.
– Тогда Минина Дмитрия, опытней у нас нет,- Василь Василич взглянул с вызовом, собираясь отстаивать своего человека, но Бобер, против всех его ожиданий, согласился сразу:
– Об этом воеводе слышал много и только хорошее. Последний поход на Тверь - лишнее тому подтверждение. Где он сейчас?
– В Коломне.
– Вызываем. Когда он придет (приведет с собой сколько-то), будем уже знать примерно, сколько сможем отрядить в поход и на что надеяться при осаде. Ну а нам, - Бобер прихлопнул ладонью по столу и оглядел сидящих (Иван, вроде, очухался, ну и слава Богу), - каждому своим делом надо заняться. И очень проворно.
* * *
Когда обговорили все до последней мелочи и поднялись расходиться, Бобер сманеврировал так, чтобы оказаться рядом с Данилой, шепнул ему на ухо:
– Потолковать бы.
Данило, не повернув головы, спокойно откликнулся:
– А давай ко мне заглянем.
Совет происходил в Крестовой келье, а у Данилы тут, при дяде, видать для быстроты и удобства общения, был свой закуток. Так
Бобер, усевшись на лавке, тяжело вздохнул, не зная, как начать пенять хитрой лисе за такой провал в литовской политике.
– Не пыхти, знаю наперед, что сказать хочешь.
– А что я хочу?
– Дмитрий даже повеселел.
– Что прощелкали, прозевали, не сделали ничего. Хотя знали, говорили, а ты предупреждал...
– Ххых! Не я предупреждал, а ты сам спрашивал, советовался.
– Советовался. И много пользы из того извлек.
– Так где же она?! Олгерд у порога - вот это польза!
– Хе-ге! Вот оно и выходит... Верно, не дипломат ты, хоть и умен, и умом быстр. Для наших дел - слишком быстр.
– А вы только по стеночке? Или ползком? Доползались!..
– Не егози. Средства у нас с тобой разные. Как я могу действовать? Разговорами, убежденьями, угрозами, лестью,посулами да подачками - все! Правда, рассказать вот еще могу кое-кому кое-что такое, чего кое-кому другому очень бы не хотелось.
– Ну и?!.
– Бобер затряс головой от запутанной фразы, - ...рассказал?!
– Рассказать-то рассказал, только результатов этого рассказа ждать еще надо.
Бобер все еще не догадался:
– Так кому рассказал-то?
– Немцам, конечно.
– А-а-а!
– наконец как молнией осветилось все в голове у Бобра.
– Ты думаешь - не упустят?!
– Уверен.
– Князь знает?
– Нет. Зачем ему лишние надежды?
– А митрополит?
– Конечно.
– Так-так-так! Ну что ж, прости, Данило Феофаныч, за упреки. Порадовал ты меня. Как ты сам выразился - лишней надеждой. Но в моих заботах это ничего не меняет.
– И не должно менять! Не дай Бог!
– Понимаю. Тогда что ж, каждый по своим делам?
* * *
И завертелась тяжкая работа. Жители с великим плачем рушили собственное жилье, укрывая добришко кто в кремле, а кто в лесу. На стенах достраивали мощные заборолы. С севера и востока бесчисленные обозы везли в кремль муку, пшено, мясо и сало, увозя в обратном направлении детишек и баб.
И вновь, в который уже раз, удивлялся Бобер москвичам. Хотя крику, суеты и бестолковщины хватало, не было паники и безнадеги. Все делалось как-то привычно и спокойно, обыденно. Мол, все в порядке вещей, и ничего страшного, переживем и это, перетопчемся.
Поведение москвичей поднимало настроение, со сбором войск было хуже. Совсем плохо. В течение двух недель к Москве из всех ее обширных владений подошли только два полка: дмитровский - 2 тысячи - и коломенский - чуть больше трех тысяч. Коломенцы произвели хорошее впечатление: конями, оружием, снаряжением. И воевода Дмитрий был хорош: рассудителен, соображал быстро, распоряжался толково. Хотя смотрел на Бобра настороженно и неприязненно, и даже (как иногда казалось) презрительно.
Дмитровцы же были плохи - скорее толпа наскоро вооруженных мужиков. Их воевода Никита так и отрапортовал по приходу: