Зачарованный
Шрифт:
— Райан. Я спасатель в бассейне. Если вы там как-нибудь будете, я бы мог втереть вам в спину лосьон.
— Может бить, а может бить, и нет.
Принцесса глядит Райану в глаза на мгновение дольше, чем нужно, и я понимаю — она его оценивает. Я нафантазировал себе, что увиденное ей не нравится.
— А ви? Кто ви и что ви делаете? — Она поворачивается в мою сторону.
Язык отказывает мне. Почему я ее интересую?
— Скажи что-нибудь! — шипит Фарнесворт, стуча мне по спине.
Будто он сам был таким
— Меня зовут Джонни. Я… — Вдруг я начинаю стыдиться того, что хочу сказать, но все-таки продолжаю: — Я чиню обувь, у нашей семьи здесь мастерская по ремонту обуви. — Моя рука машет в направлении отельных магазинов.
— Туфли! — Принцесса хлопает в ладоши, будто это самая замечательная новость, какую она когда-либо слышала. — Я обожаю туфли! У меня их чемодан!
Я смеюсь. Конечно обожает. Она принцесса.
— Ты надо мной смеешься? Думаешь, что моя любовь к обуви… как ви это називаете — пустая?
— Я не…
— Может бить, и так. Но я верю, что туфли — они волшебние, как в «Cendrillon», по-вашему это «Золушка», или в «Красних башмачках». Я верю и волшебство. А ти?
Я с изумлением смотрю на нее.
— Уф, думаю, да.
Лебедь из фонтана проходит мимо, и ищейка начинает лаять, не агрессивно, а мягко, спокойно, будто разговаривая с ним. Викториана выставляет свою маленькую руку перед собакой, и та замолкает.
— Там, откуда я родом, в Алории, — говорит принцесса, — много волшебства. Иногда оно доброе, иногда не очень…
Она останавливается и встряхивает головой, очевидно осознавая, что производит впечатление чокнутой и что нужно сменить тему разговора.
— Ти никогда не должен стидиться обуви, а работать на свою семью почетно. Я тоже в семейном бизнесе. Это не всегда легко.
Я киваю, хотя думаю, что путешествовать по миру и ходить на вечеринки довольно просто, но, может, это и не так. Когда внимательно смотришь в глаза Викторианы, кажется, что она не может быть той тусовщицей из газет и таблоидов, которую волнуют только шмотки и пьянки. Наоборот, ее взгляд немного грустен, будто она чувствует себя в плену у своей жизни, так же как и я.
Фарнесворт, должно быть, решает, что с меня хватит, так как предлагает принцессе свою руку.
— Ваш номер уже готов. Я могу проводить вас.
Викториана задерживает свой взгляд на мне, перед тем как сказать:
— Очень хорошо.
Она игнорирует управляющего и идет к лифту. Фарнесворт спешит за ней.
Мы с Райаном уходим в обратном направлении.
— Господи! Я, похоже, влюбился, — сообщаю я ему у коридора, ведущего в бассейн.
— М-да… и в кого бы, вы думали? В принцессу, помешанную на туфлях. Да… был бы ты посимпатичнее… и работал бы, как я, в бассейне… Я вот, наверное, буду каждый день видеть ее в бикини.
— Ага.
Я никогда ее снова не встречу. Принцессы не отдают свои туфли
Райан начинает свистеть, потом прекращает, может быть заметив, как сильно я расстроен.
— Сейчас нужен новый спасатель. Попробуй устроиться.
— Не могу, — качаю я головой.
— Плавать не можешь?
— Нет. Я классный пловец. Но мне надо помогать маме в мастерской. Нас там только двое.
— Обрежь пуповину! Тебе сколько — семнадцать? Пора принимать свои собственные решения. — Он пожимает плечами. — Подстраивайся под себя.
Я смотрю на лифты. Викториана входит в тот, который едет до самого верха, в пентхаус. Она чешет собаке за ушами. Я представляю себя рядом с ними взлетающим до самого неба.
Глава 3
А скоро нашелся и покупатель на сапоги. И так они ему понравились, что заплатил он за них большие деньги. Смог теперь сапожник купить себе кожи на две пары сапог.
— О, да тут все гораздо лучше, чем когда я уходил.
Спеша на помощь ждущим меня клиентам из «Джонстон и Мерфис», я прохожу мимо кафе Мэг. Его заполнили участники конгресса, но на столах уже нет вчерашних пятен от кетчупа, пол сверкает, как песок на пляже, с него исчезли салфетки и обертки от соломок. Мэг и еще одна сотрудница наливают кофе и раскладывают по тарелкам круассаны.
— Как тебе удалось так быстро убрать?
— Когда я пришла, здесь уже было чисто, — говорит она. — Так ты встретился с ее королевским величеством?
— Она показалась мне милой, — киваю я, а сам все продолжаю осматривать кофейню.
— Ты хочешь сказать — миловидной, — говорит Мэг. — Ты ж на самом-то деле не разговаривал с ней.
— На самом деле разговаривал. — Я сам еще не могу в это поверить. — У нее есть собака, и она сказала, что чинить обувь… почетно.
Мэг издает звук, похожий то ли на смех, то ли на хмыканье.
Я оглядываюсь. Даже медовыжималка вытерта начисто, а сахарница просто блестит.
— Вчера вечером Шон и Брендан оставили все в полном беспорядке. Я думал, ты будешь в бешенстве, когда увидишь.
— Ты был тут, когда они закрывали кафе? — спрашивает Мэг.
Я киваю.
— И ты вернулся в семь утра?
— В шесть. Но это не имеет большого значения.
— Нет, это имеет большое значение. Нельзя вкалывать по шестнадцать часов в день.
— Нам нужны деньги.
Мэг кивает. Она понимает. Зимой мы обычно нанимаем еще одного сотрудника, но лето — трудное время года, в отеле останавливается не так много людей, счета накапливаются. Я не хожу на пляж, но и не ночую на работе. Мэг не знает, что мама нашла другую работу и поэтому я совсем один.