Зачем идти в ЗАГС, если браки заключаются на небесах, или Гражданский брак: «за» и «против»
Шрифт:
Мешают ли межкультурные и межрасовые браки «поступательному развитию цивилизации», что всей, что взятой в частях, доподлинно неизвестно. Расисты утверждают, что да, мешают. Язвы смешанных браков предлагают вырвать с корнем.
Действительно, у молодого человека в период идентификации могут возникнуть вопросы — а кто он такой по национальности? Если супруги разных вер, рас и национальностей, то выбирая одну сторону, невольно ущемляешь другую. Так надо ли вообще быть кем-то одним?
Это поистине тяжелейший вопрос, особенно когда существуют конфликты интересов между странами, народами и государствами. Возможно, острота «племенной постановки вопроса» снизится в тот
КУЛЬТУРА СОВЕТСКИХ ОБЩЕЖИТИЙ
В советскую пору родительский корпус мог порой оказать самочинному браку недюжинное сопротивление — отказать, например, в «совместном проживании», и тогда молодая семья с легким сердцем переезжала в какое-нибудь общежитие «по месту работы».
Общага… целая субкультура, выросшая в бараках, на прокуренных лестницах, под взрывы смеха на танцульках, в проплаканных насквозь подушках.
Обшарпанные, крашеные чаще в бордовое и коричневое двери со следами ударов дюжими кулаками, потолочные и стенные трещины, разящая наповал нищета. Под дверями, на ковриках — детские эмалированные горшки, как знак «семейных», общие прокопченные кухни, где каждый варит, парит, коптит и жарит себе на ужин что-то неприхотливое, поминутно выбегая на детский плач… и от стены к стене — веревки с пеленками, кальсонами, майками, чулками и платьями. Вот что такое была семья, вот как росло будущее поколение советских людей, вынужденных работать далеко от дома, приехавших из деревень, глухих, заброшенных поселков в города. Их встретила теснота, дефицит жилья, изнурительная работа на фабриках и комбинатах, совмещенная с учебой.
Такую школу жизни прошли столько людей, что легче перебрать по пальцам тех, кого она не коснулась.
Помните «Москву, слезам не верящую»? Мечта провинциальных девчонок — профессорская квартира в высотном доме…
Каковы же были нечаянные альянсы обеспеченных с необеспеченными? Академических, генеральских — с детдомовскими?
Сцен молодежного протеста, борющегося «за свои отношения», в советском кинематографе миллион. Нередки в нем эпизоды и откровенно упаднического характера: молодые не выдерживают трудностей и поодиночке возвращаются под родительский кров. Победа ли мещанства, торжество ли «родимых пятен капитализма» — в данном случае совершенно неважно. Хотя оба фактора по раздельности — крахи «семейных лодок, разбившихся о быт» сегодня случаются намного чаще, чем 40 лет назад: усугубляющейся легкости развала семьи всемерно способствует наш родимый российский закон.
РАСКОЛЬНИКИ «ОТТЕПЕЛИ»
Возможно, это не совсем верное впечатление, но кажется, что в мегаполисах СССР «оттепельных» времен (особенно, конечно, в Москве и Ленинграде) воцарилась духовная атмосфера суфражизма.
Женщины подняли голову и начали вести себя куда более вольно, чем в сталинские годы. По крайней мере, этим настроением пропитаны передовые фильмы 1960-х гг.
Не только советский кинематограф, но и вся культура Страны Советов разом позволила себе «быть на уровне идей века»: изменился по сравнению с 1940-ми годами сам силуэт женщины. Строгие прямые линии дизайна, непроницаемые пластиковые очки, надменно высокие прически-«вавилоны» превратили ее в делового партнера мужчины-созидателя, вымыв из облика присущие черты обольстительницы.
Самодостаточность — вот гимн тех лет.
Женщины, зарабатывающие в больших городах достаточно, обзаведшиеся отдельными квартирами, постепенно осознают, что больше не нуждаются в «сильном плече», на которое
ОТ АВТОРА
Кажется, я начинаю описывать свою маму. Она наслаждалась свободой.
Мужчина-добытчик еще прочно сохраняется как вид, однако именно 1960-е — время не просто какого-то отвлеченного «феминизма», но пробуждения безбрачия, такого отличного от послевоенного вдовства в связи с вполне понятными причинами.
На фоне увеличения заметного количества разводов в связи с либерализацией нравов, общественного климата и даже законодательства советские городские профессионалы массово отказываются регистрировать отношения: изменилось отношение к государству.
Популярно выражение: «Какое государству дело до моей личной жизни?»
Действительно, какое? Обилие связей входит в норму; брачный возраст стремительно увеличивается.
В это время элита Советского Союза второе десятилетие кряду демонстрирует тенденцию к образованию замкнутых каст: партийной, военной и т. д. Поощряются кастовые тенденции и на производстве: в прессе нахваливаются трудовые династии (от деда к отцу, от отца к сыну — на одном предприятии!).
Увеличивается мобильность населения: облегчаются перевозки людей и грузов, романтизируются «разъездные» профессии геолога, секретного физика-ядерщика, звучат песни с лейтмотивами «Мой адрес — не дом и не улица» и «А я еду, а я еду за туманом», «Под крылом самолета о чем-то поет» и «Снова между нами города, взлетные огни аэродрома».
Вместе с тем Москва и Ленинград остаются «режимными»…
ОТ АВТОРА
Я дал себе слово быть в этой книге предельно откровенным, и я его сдержу.
Моему отцу пришлось столкнуться с институтом фиктивного брака: Николай Николаевич Рыжов, принявший его на работу в УДН, откровенно сказал будущему сотруднику, что без прописки принять на работу не сможет. Замкнутый круг действовал.
Отец встал, грустно улыбнулся и сказал, что вынужден отказаться от работы. На следующий день он уехал домой.
В Тбилиси он зашел к старшему коллеге, Ивану Ивановичу М-ву, у которого в Москве работала старшая дочь. Иван Иванович сказал: «Сережа, поезжай в Москву и женись на Л. и поступи на место, проживете раздельно год, а потом разведетесь».
Отец снова встал и отказался.
Друзья уговаривали его пять лет. За это время он начал десятилетний труд — диссертацию по теории механизмов и машин. В 1965-м папа приехал в Москву на очередной семинар по машиноведению и встретил там дочь Ивана Ивановича. Она с некоторой обидой сказала ему: «Сергей, вы что, действительно такой неженка?»
Отца передернуло.
— А еще сын фронтовика, — продолжала она довольно бесцеремонно. — Вам предлагают добро — а вы что, отплевываетесь? Не бойтесь испортить мне жизнь, я живу, как хочу. С отцом общаюсь редко, но если уж он меня о чем-то попросил, сделаю. Кончайте ломаться, у вас будущее, я же вижу. Имейте в виду — мне это раз плюнуть.
Эта женщина была орешком твердым, вроде Лоры Лойонс из «Собаки Баскервилей». Советская феминистка без страха и упрека. Отец покачал головой…
Видимость заключения брака в ЗАГСе и скромной свадьбы удалось создать без труда. Едва после расхода гостей перемыли посуду, с послышался негромкий гудок, раздались шаги. В комнату в сером штатском костюме, широкополой шляпе вошел космонавт — нет-нет, не первый. И не второй. Лицо его в тот весенний вечер состояло из сплошной боли.