Зачем Ленок голой любит ходить по квартире или ярмарка тщеславия. Миниатюры
Шрифт:
– Вы кто?
– Я большой и толстый.
– Я вижу, но кто вы?
– Я саксофон… слышите…?
– Не так громко… закладывает уши.
– Я еще не так могу,…а вас как звать-величать синьорина?
–
– Дудка?
– Нет, это мои предки, альпийский рог, дудка, а я флейта-пиккола, самая высокая по звучанию.
– По вас не скажешь.
– И самая трудная, в отличии скажем от альтовой флейты. А вы не очень-то вежливы.
– Это есть, не скрою. Мои деревянные братья гобой, кларнет и фагот гордятся мной.… Я в одиночестве стою оркестра.
– Неужели у вас мания величия?
– Люди плачут на моих концертах, они понимают меня без единого слова… разве это не чудо. Вы можете заставить кого-то плакать?
– Песня пастушка на флейте тоже мало кого оставит равнодушным. Это песня солнечной зари, капель росы и пробуждающейся природы… и неизвестно что лучше нежное утро или печальный вечер. Попробуйте разбудить человека своими хриплыми звуками,… что он вам на это скажет?
– Не могу с вами не согласиться моя дорогая синьорина, мне и самому порой надоедает старчески дребезжать, сипеть, и вышибать слезу. Хочется чистого горного воздуха, белых альпийских козочек и чистых ясных звуков как у вас.
– Так-то лучше… мой дорогой сеньор-саксофон… значительно лучше… можно сказать я прощаю вам вашу заносчивость.
– Скажу вам больше синьорина,… я тут возносил себя до небес, но язычок, то у меня деревянный от братьев моих меньших и убери его,… точно пропадет моя ностальгия бархатистость и печаль.
– Теперь вы мне определенно нравитесь, и вы совсем не задавака оказывается. И может, мы даже споемся.
– Вы так считаете?
– Наверно я ляпнула так от избытка чувств?
– Где то так…. Сами подумайте: Утро и вечер… огонь и вода. Когда появляется солнце,… луна скрывается и наоборот.
– Но разве вам не доводилось видеть их вместе. Они прекрасны в такие короткие минуты,… луна бледна как тень, застенчива, а закатное солнце нежится в объятьях облаков. А огонь и вода, они же тоже любят друг друга, зайдите в любое жилище пастуха, как только
– Только тонкое жестяное дно, разделяет их.
– Но они чувствуют тепло и присутствие друг друга. Они вынуждены жить рядом но никогда не могут быть вместе.
– У вас синьорина всегда такое хорошее и возвышенное настроение?
– Ну, пока не приходит моя хозяйка и не начинает меня мучить бесконечными однообразными упражнениями.
– Наверно без этого тоже нельзя.
– Согласна. Так бы я лежала и лежала себе, покрывалась слоем пыли на какой-нибудь дальней полке. Она моя госпожа и повелительница, и я, в общем, тайно обожаю и люблю, когда ее нежные губы касаются меня. Ну, кто кроме нее мог бы заставить меня звучать так проникновенно, кто бы мог заставить каждое мое отверстие делать маленькое чудо и выплескивать эти необыкновенные мелодии.
– Конечно, вам повезло с хозяйкой.
– А вам синьор-сакс?
– Ну не знаю. Мой господин с черным лицом и припухлыми толстыми губами. Это бы все ничего, к этому я уже привык, но он много курит, не бережет свои легкие, но причем здесь я, это тоже отражается на моем здоровье.
– Печально!
– Нет! Так-то он старый и добрый, а когда долго играет один, то даже плачет.
– Плачет!!!?
– Представляете себе, скупые мужские слезы бороздят его морщинистые щеки и попадают прямо на меня.
– Наверно он вспоминает в этот момент то, что уже не вернуть. Может молодость, …себя совсем юным и беззаботным, …наверно любимую девушку,… а может и не одну…
– Да это уж точно у него была не одна синьорина, к которой он относился с особой нежностью.
– Какой он, однако!
– Жизнь артиста… музыканта,… когда всегда на виду,… тут трудно порой удержаться, устоять перед соблазном.
– Не знаю,…не знаю…за своей хозяйкой я не замечала такой ветрености…у ней такой хороший муж и так любит ее…прямо боготворит. … Ну правда был один случай не скрою… хотя распространяться бы мне об этом не хотелось.…они почти десять лет скрывали свои отношения и боялись признаться даже самим себе.. а потом… а потом все произошло.