Зачем нам враги

Остапенко Юлия Владимировна

— Не могу! — смеясь, выдохнул Глориндель. — Спрошу все-таки! Ты говорил, что тебя что-то заставило уйти из твоей банды. Что, а? Скажи!

Натан смотрел в лицо эльфа, ловя себя на том, что пытается запомнить его черты, и молчал. Молчал — потому что поклялся себе, что никогда ни с кем не станет об этом говорить. Потому что есть вещи, призраки которых не стоит вызывать к жизни. Вероятно, только со временем он узнает, касалось ли это и Аманиты тоже... но того, о чем спрашивал Глориндель, уж точно касалось.

Сияющее лицо эльфа слегка помрачнело.

— Я

же тебе сказал, — обиженно напомнил он. — Про Аманиту... Я никому и никогда о ней не говорил.

Натан молчал. Эльф подождал немного, потом вздохнул.

— Ну... и не надо. Даже у друзей могут быть маленькие секреты друг от друга.

Он засмеялся, зло и звонко, снова хлестнул коня и снова стал отдаляться — Натан знал, что теперь уже навсегда.

«Все верно, господин Глориндель, — подумал он. — Могут... но мы-то не друзья. И я сказал бы вам, если бы вы стали настаивать, хотя, видят небеса, говорить об этом нельзя. Но вы не стали... может, потому, что знаете об этом? Знаете и принимаете... Даже если не способны понять, как я, не понимая, принимаю вас? И еще я сказал бы вам... сказал бы, что именно это делает людей друзьями. Это — а не спасение жизни и безоговорочная откровенность. Но вы и сами понимаете это, так же, как и я, не правда ли? »

Силуэт всадника исчез, пыль улеглась, а Натан все стоял на перекрестке, еще не зная, по какой из дорог двинется дальше, и сам не чувствовал, что улыбается.

ЧАСТЬ 2

РОСЛИН И ЭЛЛЕН

Это был не дождь и даже не ливень — просто мировой океан вдруг очутился на небесах и сейчас низвергался обратно на землю. Рябые ленты воды влетали в распахнутое окно и хлестали по полу. Ковер промок насквозь, по мраморным плитам растеклась лужа.

— Уйди с дороги, — сказала Рослин, и Эллен крепче стиснула подсвечник. Свеча покачнулась, раскаленный воск сполз на кожу. Эллен не шевельнулась.

— Куда это вы собрались, миледи? На ночь глядя, да еще в такую погоду?

Рослин взглянула на нее молча, но с таким презрением, какого не вместила бы и сотня слов. Эллен все так же смотрела на нее, пытаясь скрыть замешательство. Конечно, ее вопрос был глупым — едва войдя в комнату и увидев свою юную госпожу на полпути к выходу, в дорожном платье и плотном плаще, с маленьким узелком в руке, она все поняла. И теперь стояла, загораживая дверь, и воск лился ей на руку, а дождь — в окно.

Рослин постояла еще немного, потом пошла вперед. Эллен смотрела на нее и не знала, что сказать или сделать. Когда девочка поравнялась с ней, Эллен почти бездумно ухватила ее за плечо — и застыла, поймав яростный взгляд черных глаз, метнувшийся в нее снизу вверх.

— Пусти, — сказала дочь калардинского князя, — или я убью тебя.

За стеной громыхнуло, небо на миг посветлело, словно днем. Маленькое лицо Рослин, высветленное молнией, было застывшим и бледным, как воск, упрямо лившийся на руку Эллен.

Эллен знала, что рано или поздно это случится, — может быть, только она одна из всех и знала наверняка, пусть и была всего лишь горничной,

в чьи обязанности входило расчесывать княжну. Она только вчера вымыла ей волосы — несмотря на то, что девочка подняла капюшон, Эллен чувствовала, что они все еще пахнут хвойным маслом.

— Я не могу вас отпустить, маленькая госпожа. Вы же знаете.

— Я приказываю тебе.

— Ваш отец не одобрил бы, если бы я подчинилась вашему приказу.

— Ты оглохла, дура, или не поняла, что я убью тебя?

— Убейте, — сказала Эллен и слабо улыбнулась. Рослин посмотрела на тающую свечу, потом на воск, заливавший руку Эллен уже почти до запястья. И сказала:

— А раз так, пойдем со мной.

Вы дивное и страшное существо, миледи, но вы еще такой ребенок, подумала Эллен. И порой наивны, как пристало ребенку. Может быть, именно поэтому я все еще не сбежала отсюда, как все мои предшественницы.

— Вы сразу хотели меня об этом попросить, — сказала она. — Вы, может быть, и зайти ко мне в комнату собирались перед побегом...

Рослин метнула в нее еще один взгляд, в котором на сей раз было больше обиды, чем ярости.

— Ты ведь не можешь бросить меня, так?

— Но и сопровождать вас не обязана, маленькая госпожа. Я не ваша няня и не кормилица. Я всего лишь горничная.

— Кто-то должен расчесывать мне волосы в дороге.

— Нам вдвоем не унести все ваши гребни.

— Вполне достаточно одного. Я его уже взяла.

Эллен, улыбаясь, покачала головой. За окном снова громыхнуло.

— Простите, миледи, вы останетесь. И я буду расчесывать ваши чудесные волосы всеми вашими гребнями, как прежде.

— Тогда я скажу отцу. Про тебя и Рассела.

Это было как удар под дых: Эллен коротко выдохнула, разжала пальцы. Подсвечник, тяжело переворачиваясь, полетел на пол. Свеча упала в лужу, фитиль, зашипев, погас, и они остались в темноте.

Рослин не двигалась, Эллен тоже. Кто-то из них громко и прерывисто дышал.

— Вы...

— Пойдем со мной. — Маленькие холодные пальцы взяли ее за ладонь, липкую от воска. — Пойдем отсюда, я же знаю, ты не меньше меня этого хочешь. А я тебе потом расскажу...

Рослин умолкла. Очередной сполох молнии озарил ее сосредоточенное лицо.

— Я... должна зайти к себе. Взять что-нибудь из еды... и денег...

— Только быстро. Пока гроза не стихла. Они не ждут, что я уйду в такую ночь.

Я тоже не ждала, миледи, подумала Эллен. Знала, что вы уйдете рано или поздно... и, наверное, знала, что уйду с вами, но не ждала. Не так скоро.

Выйти из замка оказалось совсем легко — внимание стражей было обращено туда, откуда кто-то мог попытаться проникнуть в замок под покровом бури, а не покинуть его. Рослин знала потайной ход, выводивший за пределы крепостных стен. Они вышли через него к реке, почерневшей от неослабевающего дождя, и побрели вдоль берега. Их никто не видел, а если бы и видели, то вряд ли за плотной завесой воды признали бы в них двух женщин, одна из которых — княжеская дочь. Стихия всех делает одинаковыми — что с виду, что внутри.