Зачем Сталину была нужна власть?
Шрифт:
Происходило заседание в Совете Труда и Обороны под председательством Сталина.
Докладывала комиссия. Ну, доложили. Я был не согласен и долго до этого боролся на разных этапах, но сломить упорство моих коллег по комиссии не мог.
Пришлось говорить здесь. Я сказал, что на английских линкорах менее мощного типа ставится не менее двенадцати зенитных орудий, а если мы, не учитывая развитие авиации, ее перспективы, поставим на наши новые линкоры такое количество крупнокалиберных орудий, то этим самым мы обречем их на то, что их потопит авиация, и миллиарды пустим на ветер. Лучше затратить
Я понимал, что переделка будет основательная, потому что это непросто - поставить орудия, увеличение количества орудий связано с целым рядом конструктивных изменений, с установкой целых новых отсеков, с изменением сочетаний всех основных показателей корабля. В общем, это большая неприятность проектировщиков. Но тем не менее я не видел другого выхода.
Со мной стали спорить, я тоже спорил и, горячась, спорил. Последний гвоздь в мой гроб забил Ворошилов, сказавший: "Что он хочет? На ростовском мосту, на котором сидит весь Кавказ и все Закавказье, все коммуникации, на нем у нас стоят восемь зенитных орудий. А на один линкор ему мало шести!"
Это всем показалось очень убедительным, хотя на самом деле ничего убедительного в этом не было. На мосту стояло мало зенитной артиллерии, на мосту, к которому подвешены целые фронты, должно было стоять гораздо больше артиллерии. Да и вообще это не имело никакого отношения к линкорам. Но внешне это было убедительно, и дело уже шло к тому, чтобы утвердить проект.
Я был подавлен, отошел в сторону, сел на стул. Сел и сижу, мысли мои ушли куда-то, как это иногда бывает, совершенно далеко. Я понял, что здесь я не проломлю стенки, и под общий гул голосов заканчивавшегося заседания думал о чем-то другом, не помню сейчас о чем... И вдруг, как иногда человека выводит из состояния задумчивости шум, так меня вывела внезапно установившаяся тишина. Я поднял глаза и увидел, что передо мной стоит Сталин.
- Зачем товарищ Исаков такой грустный? А?
Тишина установилась двойная. Во-первых, оттого, что он подошел ко мне, во-вторых, оттого, что он заговорил.
- Интересно, - повторил он, - почему товарищ Исаков такой грустный?
Я встал и сказал:
- Товарищ Сталин, я высказал свою точку зрения, ее не приняли, а я ее по-прежнему считаю правильной.
- Так, - сказал он и отошел к столу.
– Значит, утверждаем в основном проект?
Все хором сказали, что утверждаем.
Тогда он сказал:
- И внесем туда одно дополнение: "с учетом установки дополнительно еще четырех зенитных орудий того же калибра". Это вас будет устраивать, товарищ Исаков?
Меня это не вполне устраивало, но я уже понял, что это максимум того, на что можно рассчитывать, что все равно ничего больше никогда и нигде мне не удастся добиться, и сказал:
- Да, конечно, спасибо, товарищ Сталин.
- Значит, так и запишем, - заключил он заседание".
Исаков не сказал, кто входил в состав комиссии. Упомянут лишь Ворошилов. Но, конечно, должны были быть и Нарком ВМФ, и высшее военное и морское командование и (естественно) крупнейшие авторитеты в области кораблестроения - адмиралы и академики.
И все, в один голос,
Не встал целиком на его сторону и Сталин.
Так ведь надо понять очевидную вещь: Сталин просто физически не мог быть специалистом во всем. На то и были собраны лучшие умы в этой области. Которым он не мог не доверять. И на мнение которых он должен был опираться. На что же еще он мог опираться?
Однако, здесь же мы одновременно видим, как он в этом общем хоре расслышал и учел слабое (по авторитету), но здравое (по смыслу) мнение единственного противника позиции, отстаиваемой большинством.
Нельзя же всерьёз воспринимать чисто внешнюю сторону рассказанного - Исаков загрустил - Сталин решил его утешить. Речь-то шла, не будем забывать об этом, ни много ни мало, но о кардинальной переработке всего проекта.
На самом деле, Сталин увидел здесь главное. Человек искренне болеет за своё дело. Человек является профессионалом. И, находясь в "подавляющем меньшинстве", от мнения своего не отказывается. Более того, рискует остро спорить, невзирая на ранги и звания. Вопреки неудовольствию высоких сановников. Заметьте ворошиловское "что он хочет" вместо "что вы хотите". И всё равно не сдаётся. Значит, что-то в этом сопротивлении есть. На что-то здесь надо обратить внимание.
Ещё заметим, что Сталин проходил молча всё заседание, слушая выступающих.
Ну и конечно, подведя ему итог. По своему обыкновению.
Ещё одно свидетельство.
Генерал-лейтенант Ветров А. А. "Так и было".
Речь пойдёт о его участии в совещании, куда он был приглашён после возвращения из Испании, где был заместителем командира танкового полка по технической части.
Но сначала - немного необходимой предыстории.
"...Радостные, возбужденные всем только что пережитым (речь идёт о процедуре награждения в Кремле - В.Ч.), мы вышли в длинный сводчатый проход между залами. Здесь-то нас и встретил ответственный секретарь Комитета Обороны при Совнаркоме СССР комкор Г. Д. Базилевич...
...Г. Д. Базилевич пригласил С. И. Кондратьева, бывшего начальника штаба Интернационального танкового полка В. И. Кольнова и меня в свой кабинет. Расспросил о действии советских танков в боях в Испании, особенно в сражении у реки Эбро, попросил поделиться нашими пожеланиями по улучшению их боевых качеств. Затем доверительно сообщил:
- На четвертое мая, товарищи, назначено заседание Комитета Обороны. Будет обсуждаться и танковый вопрос. На это обсуждение приглашаются бывшее командование Интернационального танкового полка, а также некоторые танкисты - Герои Советского Союза.
Базилевич сделал паузу, а затем, обращаясь уже непосредственно ко мне, сказал:
- Товарищу Ветрову надлежит подготовиться и доложить Комитету Обороны о боевом применении наших танков в Испании. Короче говоря, дать объективную оценку их боевых и технических качеств.
Я с недоумением посмотрел вначале на него, а затем на С. И. Кондратьева. Действительно, почему столь ответственный доклад поручается мне, заместителю командира танкового полка, а не самому Степану Ивановичу Кондратьеву, его командиру?