Зачем Сталину была нужна власть?
Шрифт:
Дальше можно рассказывать еще много. Я не буду - литературы по этой теме множество.
И про А-32, А-34, Т-34.
Я и так здесь сильно отклонился от темы своей работы.
Возвращаясь же к ней, хочу обратить ещё раз ваше внимание на знакомое уже обстоятельство. То, что Сталин постоянно склонялся к "гусеничной" схеме, не мешало ему внимательно выслушивать представителей иного мнения. Внимательно, терпеливо, не перебивая.
Можно возразить, что тогда участники совещания ещё не знали
Но и на последующих совещаниях, когда решался вопрос о судьбе моделей А-20 и А-32, большинство участников всё равно высказывались за колёсно-гусеничный вариант. Ошибочный, как показала жизнь. Но они тогда всё равно на этом варианте настаивали, несмотря на то, что видно было, что Сталин то и дело явственно склонялся к "чисто гусеничной" схеме.
О чём это говорит?
А говорит это о совсем простой вещи. О том, что такой характер обсуждения был вполне естественным в атмосфере совещаний в присутствии Сталина.
Чем ещё это можно объяснить?
Далее я хочу привести еще один пример, который, кажется, лежит в стороне от рассматриваемого вопроса.
Но иллюстрирующий, по-моему, несколько иначе манеру Сталина выслушивать чужие мнения.
Речь пойдет о случае, связанном с разгромом под Керчью в мае 42-го.
Напомню, что Крымский фронт, которым командовал генерал-лейтенант Д.Т. Козлов, превосходил противостоящую немецкую группировку генерал-полковника (в то время) Эриха фон Манштейна в живой силе в два раза, в танках - в 1,2, в артиллерии - в 1,8 раза. Немцы, правда, располагали большей по численности авиацией - в 1,7 раза.
И вдвое меньшие по численности немецкие войска наголову разгромили Крымский фронт.
Это был разгром полный, катастрофический, унизительный, наконец.
При этом из имеющейся в его подчинении 250-тысячной группировки, командование фронтом потеряло с 8 по 19 мая 1942 года убитыми, умершими от ран, пропавшими без вести, пленными свыше 162 тысяч человек (то есть безвозвратные потери войск составили 65 процентов от их общей численности).
И вот что воспроизвел К.Симонов в книге "Глазами человека моего поколения".
Снова - 1962 год.
"...Бывший командующий фронтом Рокоссовский рассказал мне, как он случайно оказался свидетелем последнего разговора Сталина с Козловым, уже смещенным с должности командующего Крымским фронтом после Керченской катастрофы.
Рокоссовский получил новое назначение, кажется, шел с армии на фронт. Это было в конце мая или в июне 1942 года. В самом конце разговора у Сталина, когда Рокоссовский уже собирался попрощаться, вошел Поскребышев и сказал, что прибыл и ждет приема Козлов. Сталин сначала было простился с Рокоссовским, а потом вдруг задержал его и сказал:
- Подождите немного, тут у меня будет один разговор, интересный, может быть, для вас. Побудьте.
И, обращаясь к Поскребышеву, сказал,
Козлов вошел, и хотя это было очень скоро после Керченской катастрофы, все это было еще очень свежо в памяти, Сталин встретил его совершенно спокойно, ничем не показал ни гнева, ни неприязни. Поздоровался за руку и сказал:
- Слушаю вас. Вы просили, чтобы я вас принял. Какие у вас ко мне вопросы?
Козлов, который сам просился на прием к Сталину после того, как был издан приказ о смещении его с должности командующего Крымским фронтом и о снижении в звании, стал говорить о том, что он считает, что это несправедливо по отношению к нему. Что он делал все, что мог, чтобы овладеть положением, приложил все силы. Говорил он все это в очень взвинченном, истерическом тоне.
Сталин спокойно выслушал его, не перебивая. Слушал долго. Потом спросил:
- У вас все?
- Да.
- Вот видите, вы хотели сделать все, что могли, но не смогли сделать того, что были должны сделать.
В ответ на эти слова, сказанные очень спокойно, Козлов стал говорить о Мехлисе, что Мехлис не давал ему делать то, что он считал нужным, вмешивался, давил на него, и он не имел возможности командовать из-за Мехлиса так, как считал необходимым.
Сталин спокойно остановил его и спросил:
- Подождите, товарищ Козлов! Скажите, кто был у вас командующим фронтом, вы или Мехлис?
- Я.
- Значит, вы командовали фронтом?
- Да.
- Ваши приказания обязаны были выполнять все на фронте?
- Да, но...
- Вы как командующий отвечали за ход операции?
- Да, но...
- Подождите. Мехлис не был командующим фронтом?
- Не был...
- Значит, вы командующий фронтом, а Мехлис не командующий фронтом? Значит, вы должны были командовать, а не Мехлис, да?
- Да, но...
- Подождите. Вы командующий фронтом?
- Я, но он мне не давал командовать.
- Почему же вы не позвонили и не сообщили?
- Я хотел позвонить, но не имел возможности.
- Почему?
- Со мною все время находился Мехлис, и я не мог позвонить без него. Мне пришлось бы звонить в его присутствии.
- Хорошо. Почему же вы не могли позвонить в его присутствии?
Молчит.
- Почему, если вы считали, что правы вы, а не он, почему же не могли позвонить в его присутствии? Очевидно вы, товарищ Козлов, боялись Мехлиса больше, чем немцев?
- Вы не знаете Мехлиса, товарищ Сталин, - воскликнул Козлов.
- Ну, это, положим, неверно, товарищ Козлов. Я-то знаю товарища Мехлиса. А теперь хочу вас спросить: почему вы жалуетесь? Вы командовали фронтом, вы отвечали за действия фронта, с вас за это спрашивается, вы за это смещены. Я считаю, что все правильно сделано с вами, товарищ Козлов.
Потом, когда Козлов ушел, он повернулся к Рокоссовскому и, прощаясь с ним, сказал:
- Вот такой интересный разговор, товарищ Рокоссовский...".