Зачем убили Сталина? Преступление века
Шрифт:
При «альтернативном» варианте использование ручки было обязательным — так или иначе надо было кого-то вычеркивать.
И это сразу исключало автоматическое избрание в депутаты Верховного Совета высоких партийных, советских и хозяйственных руководителей. Их могли избрать — если они имели не дутый, а настоящий, заработанный ими авторитет в массах, а могли и не избрать.
Но если бы первый секретарь райкома или обкома партии или председатель райисполкома или облисполкома оказался бы забаллотированным, то уж это-то автоматически означало бы их изгнание из власти. Да и хозяйственным руководителям, баллотировавшимся в Верховный Совет СССР, в этом случае тоже жить стало бы неуютно.
Пока на дворе
И вряд ли ее эти предположения радовали.
А СТАЛИН старел… До дряхлости было, впрочем, еще далеко, да такие люди, как Сталин, и не дряхлеют в буквальном смысле этого слова — они обычно и в глубокой старости сохраняют ясность мысли, если только их очень уж не подводят сосуды головного мозга — как это вышло у Ленина.
Однако Сталин уставал, уставал всё более, и все в руководящей Москве это знали и понимали. И поэтому вопрос о преемнике не возникать так или иначе не мог. Уже скоро в самые партийные «верхи» должен был прийти целый отряд вполне молодых — для такого уровня — руководителей, новых секретарей ЦК. Но в реальном масштабе времени все они были фигурами второго плана. Лишь с течением времени кто-то из них мог обрести нужные качества главы государства, к тому же определенный срок был необходим для того, чтобы умножилась и окрепла новая молодая поросль энтузиастов социализма, которая могла бы молодого лидера государства подкрепить и поддержать. При наличии в обществе такого массового слоя и требования к лидеру могли бы быть не такими высокими, какие их предъявила эпоха к самому Сталину.
Для всех, кто владел информацией и был знаком с ситуацией в «верхах», это было достаточно очевидно. Что не было очевидным — так это кандидатура преемника.
Стандартным тезисом «россиянских» историков — заимствованным, впрочем, у западных советологов — стал тезис о якобы ожесточенной борьбе за власть среди «узкого» руководства, особенно якобы усилившейся в последние годы жизни Сталина. Так, в предисловии к научному изданию «Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945–1953» (тираж 1500 экз.) его составители этот тезис активно проводят, и даже не стесняются прямо ссылаться на первоисточники своих «прозрений», сообщая, например, о том, что еще 3 марта 1957 года историк-эмигрант Б. И. Николаевский в письме к издателю Б. К. Суварину писал: «Вы слишком упрощаете все, утверждая, что был только Сталин. Дело много сложнее. Чтобы диктаторствовать (н-да! — С.К.), Сталин допускал развиваться под его надзором конфликтам (? — С.К.) в Политбюро и решение принимал не в начале спора, а лишь когда выяснялась обстановка…»
«Россиянские» «историки» — как, впрочем, и «историки-эмигранты — вряд ли когда-либо держали в руках что-то более тяжелое, чем серебряная ложка или хрустальная рюмка богемского стекла. И вряд ли эти «историки» принимали решения более важные чем: «Бросать черный или белый шар на защите диссертации имярек?» Возможно, поэтому им невдомек, что описанная Николаевским процедура принятия решения является нормативной для любого компетентного руководителя, действующего в любой сфере управления.
Им — наблюдающим ныне грызню политических шакалов в овечьих и медвежьих шкурах — также невдомек, что можно спорить и ссориться по вопросам не шкурным, а деловым, и они клевещут на Сталина, да и на его коллег, утверждая, что «сам Сталин поощрял соперничество в Политбюро», но что «в основе этого соперничества и конфликтов лежали
Низводить Клима Ворошилова или «железного наркома» Лазаря Кагановича до уровня современных политиканов? И о какой такой еще более «максимальной приближенности к Сталину» речь? Сталин и его сотрудники были «красными», а не «голубыми», их взаимоотношения не имели характера отношений царя и царедворцев! Да и что бы дала эта «максимальная приближенность к Сталину» любому из членов Политбюро? Место главы «РАО ЕЭС» или «представителя» «Россиянин» в НАТО? Чем ближе — товарищеским, деловым образом — был человек к Сталину, тем больше на него (этого человека) валилось дел и тем большей была его ответственность как перед Сталиным, так и перед делом, ему доверенным!
При этом даже Николаевский признавал, что «члены Политбюро вовсе не были безликими», что «ряд из них к Сталину пришел со своими идеями, за которые Сталин и взял их в свои ближайшие сотрудники»…
Тут спорить не с чем — Сталина окружали коллеги, каждый из которых имел свое лицо. И, как каждый человек, знающий себе цену, они не могли не оценивать свои возможности как преемника Сталина. Однако это необязательно подталкивало к интригам как против Сталина, так и друг против друга.
Задумываться же задумывались. Так над этим почти открыто задумывался и сам Сталин…
ОН ПОКА занимал два из трех высших постов в стране: был Генеральным секретарем ЦК ВКП(б) и Председателем Совета Министров СССР. Третий высший пост — Председателя Президиума Верховного Совета СССР — занимал с 1946 года, после смерти Калинина, Шверник, и он был, конечно, лишь номинальным «главой» государства.
Однако Сталин уже склонялся к тому, чтобы отойти от оперативного руководства как партией, так и народным хозяйством, тем более что это по факту все чаще и происходило. Уже скоро — на XIX съезде партии пост Генерального секретаря ЦК будет упразднен, и Сталин будет избран «просто» секретарем ЦК. Это вполне отвечало его курсу на изменение роли партии в советском обществе. Из руководящей, фактически государственной силы она должна была становиться силой, направляющей общество за счет идейного, нравственного и интеллектуального лидерства ее руководства и ее членов.
Что же до Совета Министров СССР, то и после XIX съезда Сталин остался Председателем Совмина без четко выраженного первого заместителя, хотя по факту их было три — Берия, Маленков и Булганин.
Но ведь Сталин мог — поближе к выборам в Верховный Совет — оставить и этот пост. И тогда у него осталась бы единственная государственная должность — «просто» депутат Верховного Совета СССР.
Можно ли было сомневаться, что в этом случае на ближайшей же сессии — скорее всего, внеочередной — Верховного Совета все остальные депутаты единогласно избрали бы депутата Сталина своим Председателем? Это произошло бы даже без нажима Сталина, а само собой, по причине очевидной естественности такого шага. Иного варианта депутаты не могли бы себе и представить — и даже не из-за такой уж всеобщей любви к Сталину… Иного варианта не допустил бы сам народ!
И вот уж тогда пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР стал бы не номинально, а фактически первым! И вся полнота реальной власти переместилась бы туда, где она теоретически всегда и сосредотачивалась, то есть — в Верховный Совет!
Власть окончательно стала бы Советской!
А главой ее был бы Сталин.
Так что принципиально весьма вероятная и, возможно, достаточно близкая по времени широкая социалистическая демократизация советского общества, желаемая Сталиным, была еще одним дополнительным фактором, который заставлял антисталинские силы торопиться с его устранением.