Зачистка под ноль
Шрифт:
– Но главным все же было обоснование законности права Германии властвовать миром, – отметил Савицкий.
– Понимаете, Советы были в более выгодном положении. У них была своя религия – марксизм. Были свои мифы – мировая революция, святой Ленин. И у большевиков были единственно верные и простые ответы на все вопросы. Нацизм нуждался в своей мифологии. И мы пытались ее создать.
– Успешно?
– С переменным успехом… По большей части мы просто утоляли жгучую мистическую жажду некоторых руководителей рейха.
– Гитлера? – спросил Влад.
– Ну, мистицизм Гитлера сильно преувеличен, молодой человек. Фюрер
– В общем, такое милое общество краеведов-убийц, – усмехнулся Русич.
– Недалеко от истины, хотя и узко. Там было все, что душе угодно. Тридцать пять научных отделений, начиная с отдела энтомологии и борьбы с паразитами, изучения карстовых пещер и кончая отделением оккультизма, парапсихологии. Но главное, конечно, история. Целые отделы изучали народные легенды, этнографию и, конечно же, расовые вопросы.
– Это да, – кивнул Савицкий. – До сих пор мир с содроганием помнит методы по расовой отбраковке. И эксперименты по евгенике.
– И это было, – кивнул старый эсэсовец.
– А был хоть какой-то реальный выход от деятельности организации, которая оттягивала значительные ресурсы, особенно когда Германия уже изнемогала под натиском врага и эти ресурсы были очень дороги? Насколько я знаю, «Аненербе» стала немцам не дешевле, чем ядерный проект «Манхэттен» – американцам, – спросил Савицкий. – Хоть какие-то реальные технологии?
– Гиммлер не был романтиком. Он, конечно же, надеялся на практический результат. Если бы только было время… «Аненербе» курировала создание оружия возмездия – ядерной бомбы, ракет. Многочисленные медицинские эксперименты… Кстати, первые зафиксированные в мире случаи излечения рака были получены вивисекторами «Аненербе».
– Почему направление истории индоевропейских религий считалось приоритетным?
– Нацистские бонзы возлагали надежды на Восток, на прародину ариев. И мы добросовестно искали доказательства. В экспедициях, тиши библиотек, в дискуссиях с адептами восточных религий мы пытались найти там духовную опору.
– Традиция искать опору на Востоке жива, – заметил Савицкий.
– Ничего
– Что делали монахи из Суньямы в замке Шварцвальд? – осведомился Савицкий.
– Как и все в этой странной программе: надували щеки и напускали туман. У них это отлично получалось.
– Но профессор Лиценбергер считал по-другому, – задумчиво произнес Савицкий. – Ведь он наверняка тоже преследовал практические цели. Иначе Гиммлер не дал бы ему генеральское звание, а в лучшем случае отправил бы, как идейного основателя «Аненербе» и знатока истинной истории Виллигута, лечиться в сумасшедший дом.
– Ах, этот старина Виллигут с его поддельными летописями ариев… С теориями о пятой эпохе, атлантах и падших ангелах, о насчитывающей 200 тысяч лет истории германцев, когда на небе было три солнца, а по земле бродили гиганты и карлики, гномы и эльфы… – Старый эсэсовец засмеялся. – Он действительно нуждался в госпитализации. Лиценбергер был человек другого плана, отличался здравомыслием, переходящим иногда в приземленность. Но он убедил и себя, и Гиммлера, что мы откопаем под пылью веков такой чудесный механизм, который позволит руководить людьми, как роботами. Мир подчинен ритмам и колебаниям. Если найти алгоритм, проникнуть в ритм, тогда можно получить власть над массами.
– И ядерное оружие будет не нужно.
– Оружие вообще будет не нужно. Оружием станет слово, символ, знак. Мистицизм в самой своей крайности. Лиценбергер был великий ученый. И мистик. Я простой ученый, хотя и известный, и не подвержен безумным идеям, на поверку оказывающимся мракобесием. С того апрельского дня сорок пятого года, когда мой учитель и друг профессор Лиценбергер целился в меня из пистолета и спускал курок, чтобы сохранить эти замшелые и пустые секреты, я сильно изменил отношение к миру.
– И что? Неужели все усилия «Аненербе» на восточном направлении были потрачены впустую?
– Хотя у меня и был недостаточный уровень допуска к секретам рейха, но мое твердое мнение – совершенно впустую. И Лиценбергер заслуженно добавил свое имя в пантеон бесплодных фантазеров.
– Хорошо. – Савицкий решил вернуться к своим баранам и вытащил из портфеля плотный лист формата А-4 с изображением мандалы, нарисованным томящимся в застенках военной контрразведки командиром армии «Справедливого пути Суньямы» Ханом. – Что это?
Старик взглянул. Насупил брови.
– Откуда это у вас? – резко спросил он после секундного замешательства.
– Досталось по случаю.
– Никогда не видел эту вещь.
– Но знаете, что это такое?
– Сакральные тайны еще, кажется, протоиндийских цивилизаций. Мандала воли. Одна из мандал сути.
– Поясните, пожалуйста, для несведущих, – попросил Савицкий, кладя ладонь на рисунок.
– Мандалы сути, по легенде, существовали с допотопных времен. В герметичных, скрытых источниках они считаются предметами, которые дали людям демоны для управления реальностью.