Зачистка. Роман-возмездие
Шрифт:
В тот день мы с Юрой встретились за обедом в ресторане, чтобы обсудить текущие дела. Тут-то он и поведал мне о своей беде. Видно, с утра у меня было альтруистическое настроение, и я решил помочь приятелю. Рассказал о Владиславе Николаевиче. Юра вцепился в меня как клещами: позвони да позвони! Я набрал номер старика, в двух словах обрисовал причину звонка и передал Юре трубку. Говорили они минут двадцать. Подробности беседы так и остались для меня тайной — что поделать, воспитание. Предпочитаю в такие моменты отойти подальше. Ничего нового я, конечно, не услышал
Когда вернулся, застал Юру в состоянии легкого изумления.
— Владислав Николаевич сказал, чтобы мы прямо сейчас отправлялись к нему в Тверь.
— Мы?
— Да, он сказал: приезжайте вдвоем и немедленно. Я спросил, может быть, жену взять? Он так засмеялся, что стало ясно — про мою супружницу он понимает больше, чем я. Нет, говорит, у нас будет мужской разговор.
— Вот все бросить и прямо сейчас поехать в Тверь? Юр, ты в своем уме?
— Даня, я тебя очень прошу…
Через несколько часов мы уже стояли у обшарпанного подъезда какого-то из многочисленных панельных памятников победившей архитектурной безвкусице, совершенно неотличимого от своих соседей.
Скромная двухкомнатная квартира на третьем этаже. Совершенно обычная, со стандартной обстановкой, неотличимая от миллионов других квартир — за исключением бесчисленного множества иконок в углу большой комнаты. Их так много, что под ними не видно обоев. Шпалерная развеска — так это называется на языке музейщиков и галеристов. Перед иконами — письменный стол и два стула. Рабочее место молельщика.
На столе бумажки, ручки, православные календарики. На дальнем правом углу стопка религиозных книг в твердых переплетах, на левом — какие-то брошюрки, тоже религиозные. Видно, что В.Н. читает всю эту литературу постоянно и помногу. Кое-где корешки уже поистрепались и перехвачены скотчем.
Хозяин встретил нас сам. Помню, именно тогда я и подумал, что он похож на отставного офицера. То ли выправка, то ли стрижка, то ли что-то в рисунке движения… Не всегда получается вот так запросто взять и разложить свое впечатление по полочкам.
— Проходи, проходи. Садись по левую руку. Я начну молиться, и ты глаза закрой и тоже молись. Тебя как зовут?
— Юрий. Но я еврей…
— И что? Ты молись. Как там у вас? Шма Исраэль знаешь? Вот и читай. Я когда закончу, ты посиди, глаза сами откроются. А потом уже поговорим.
Мой знакомый — парень ироничный и умный. Но когда молитва закончилась, он еще минут десять просидел с закрытыми глазами. Наконец Юра громко выдохнул, открыл глаза и повернулся ко мне. Все его лицо было в слезах.
— Ну что, мил человек, отошел? На тебе сглаз был. На смерть. Вот со слезами вся грязь и вышла. Но ты в синагогу сходи и там еще помолись. Хорошенько. И что там у вас полагается, сделай. Цдаку дай. Хорошее дело. А теперь давай посмотрим на тебя, кто твою семью со света сжить хочет. Ты просто сиди тихонько, а я поработаю.
Владислав Николаевич приступил к какому-то странному действу. Сидя на своем стуле, он хаотично раскачивался, словно язычок пламени горящей свечи, вздымал руки к иконам,
Продолжалась процедура минут пятнадцать. Время от времени В.Н. прерывал свое камлание для уточнения деталей:
— Как жену зовут? Крещеная?
— Дети? От нее?
И снова нырял в бормотание.
Вдруг, довольно неожиданно, старик стряхнул с себя налет сектантства. Развернулся, по-прежнему сидя на стуле, корпусом ко мне и, хитренько ухмыляясь в усы, распевно и со вкусом произнес:
— Ну твой дружочек и-и-интере-е-е-есный случай!
Взглянул на остолбеневшего Юру, положил ему руку на плечо:
— Сам ты парень хороший, светлый. Добрый. Чистый. Молись почаще. И жена у тебя баба, в принципе, неплохая. А вот мать ее колдунья. Потомственная. Серьезная. В дом не пускай. Подарки от нее не принимай. Жена будет кровь пить, а ты цыкни! От этой бабы только беда.
Юра многозначительно посмотрел на меня. По его лицу было видно, что В.Н. попал в точку.
— Но к смерти твою семью не она приговорила. Есть у тебя соседка. Имя на «К» начинается. Крупная тетка. Чернявая. Вот она сильная ведьма. И в доме твоем была. Домой вернешься — поищи иголки в обоях. Над кроватью. И на кухне посмотри, нет ли где косточки или стекла битого. Проверь косяк дверной, может, гвоздик гробовой кто вбил. Цветы дома посмотри — нет ли веточки из похоронного букета.
Юра переменился в лице:
— Можно, я прямо сейчас домой позвоню? Жена посмотрит.
— Звони, конечно.
Юра набрал номер, дождался ответа и вышел на кухню, чтобы не смущать нас разговором.
Владислав Николаевич внимательно посмотрел на меня и сказал:
— А ты особенный. Ты совсем другой. Как сам это поймешь, позвони мне. Будет о чем поговорить. А пока возьми книжечку. Дома почитаешь.
Юра вернулся в комнату бледный как смерть.
— Сразу нашла. И гвоздь, и иголку, и веточку. На кухне еще ищет. Соседка — это Карина, я ее знаю, она в нашем подъезде живет. Неделю назад в гости заходила. Приносила какие-то пирожки — сама, мол, пекла. Я мучное не ем, а жена попробовала. Сейчас вся кожа прыщами пошла. Это Карина виновата? Ужас какой… Что делать-то? Что делать? Владислав Николаевич, а вы не могли бы ко мне приехать? Ну, чтобы порчу снять с семьи и с дома? Я заплачу любые деньги!
— Ездить мне особого смысла нет. Ты все, что нашли, в землю закопай и молитву прочти над этим местом. Жена пусть сходит в церковь, причастится и покается. Но учти: пока колдунья эта рядом, вы проблему не решите. А про деньги ты сам думай. Хочешь что оставить — оставь в прихожей. И ступай. И друга своего во дворе подожди.
Юра абсолютно растерянно посмотрел на меня, кивнул Владиславу Николаевичу, порылся суетливо в портфельчике, выуживая деньги, вышел из комнаты и, на секунду задержавшись в прихожей, покинул квартиру.