Задачи по алгебре и началам анализа
Шрифт:
Мать и отец всегда были терпеливы с ней. Лорд Меррик потакал ее тяге к знаниям и идеям. Леди Ройсин научила ее этикету и дикции, хорошим манерам и ведению переговоров. Когда один метод не срабатывал, ее мать попробовала другой, пока не убедилась, что Эйслинн знает, как прочитать человека или ситуацию, даже если она их не понимает.
— Тебе не всегда нужно понимать их или соглашаться, — сказала ей мать, — важно научиться действовать в соответствии с ними.
С матерью Эйслинн не чувствовала себя настолько другой, или, по крайней мере, те различия, которые у нее были, не нужно
Слова ее матери запечатлелись в сердце Эйслинн — маленькая вещица, за которую можно держаться в темные дни после ее кончины.
Эйслинн мало что помнила о родах матери и рождении Джеррода, она сама была слишком мала. Просто был долгий период, когда ей не разрешали видеться с матерью, а когда, наконец, им позволили увидеться, она нашла исхудавшую женщину с бледной кожей и тусклыми глазами. Потребовалось много времени, чтобы мать, которую она знала, возродилась внутри.
Все врачи предупреждали леди Ройсин, что она не должна рисковать и беременеть снова. И вот, имея двоих детей, Дарроу были довольны.
Пока Ройсин снова не забеременела. Это удивило всех — родители Эйслинн не пытались завести другого ребенка, а Ройсин была уже в том возрасте, когда женщины редко рожают. Все, кроме Ройсин, встретили новость с ужасом; они помнили страшные предупреждения врачей. Однако, будучи решительной женщиной, Ройсин успокоила их. Она делегировала обязанности, следовала всем указаниям врачей. Беременность протекала нормально, без осложнений.
До тех пор, пока они не случились. На два месяца раньше, чем нужно, у нее начались родовые схватки. Сначала они потеряли ребенка, и в ту первую страшную ночь Эйслинн сидела, съежившись, возле спальни матери с неприятной мыслью, что рада, что это был ребенок, а не Ройсин. Из них двоих она больше хотела живой свою мать.
Но к следующей ночи состояние Ройсин не улучшилось. А к следующей ей стало хуже.
К третьей ночи у нее не осталось сил.
Отец взял Эйслинн за руку, а Джеррода — за другую и повел их в последний раз повидаться с матерью.
Джеррод плакал и отказывался смотреть.
Эйслинн наклонилась, чтобы поцеловать мать в липкую щеку, и сама услышала, как хрипло у нее перехватило дыхание. Глаза Ройсин мерцали под веками, но в остальном она лежала неподвижно, как труп, в котором еще оставалось немного дыхания.
Долгое время после этого Эйслинн ненавидела всех. Она ненавидела ребенка за то, что он пытался вырасти внутри Ройсин. Она обижалась на своего отца за то, что Ройсин изначально забеременела. Она презирала Джеррода за его непрекращающиеся стенания. И она ненавидела Ройсин за то, что та не вмешалась в первые дни, когда она могла что-то сделать.
В ту ночь их семья распалась, и они похоронили свое сердце вместе с Ройсин.
Потребовалось много времени, чтобы снова обрести счастье. Сначала Эйслинн стыдилась любой маленькой радости, которую испытывала, думая, что Ройсин больше никогда ничего не почувствует. Однако по мере того, как она превращалась из девочки в женщину, она начала понимать, что ее мать никогда бы не хотела, чтобы она пребывала в горе. Итак, Эйслинн выстояла и попыталась помочь отцу и Джерроду сделать то же самое.
Отец нашел выход своему горю в виде сражения с коварной
Его крестовый поход означал, что Меррик Дарроу часто бывал вдали от Дундурана и Дарроуленда. Эйслинн была довольна тем, что, по крайней мере, он направил свое горе в хорошее дело.
Чего нельзя было сказать о Джерроде.
Оглядываясь назад, она могла бы признать, что судьбы Джеррода можно было избежать. Ее любовь к нему никогда не была глубоким колодцем — он был из тех парней, которые поддразнивают, чтобы почувствовать свое превосходство, и она часто становилась мишенью для таких поддразниваний. Это только усугубилось, когда их мать погибла, а отец искал утешения вдали от дома. Он стал хвастуном, пьяницей, бабником. Он испытывал терпение Эйслинн, но она всегда надеялась, что однажды он одумается. Он был молод — но скоро познает устройство мира и займет свое место как Дарроу и наследник.
Вместо этого Джеррод взял и совершил нечто непростительное.
Ее собственный брат организовал похищение лучшей подруги Эйслинн Сорчи Брэдей работорговцами и продажу жестоким оркам. И все потому, что Сорча отвергла его детское внимание и развратные заигрывания. Честно говоря, в то время Эйслинн считала Сорчу довольно вежливой, ее осторожный отказ был мягким по сравнению с резким выговором Эйслинн Джерроду впоследствии.
У нее до сих пор перехватывало дыхание при мысли, что ее собственный брат мог так поступить с кем-то, обречь на судьбу худшую, чем смерть. Эйслинн никогда не предполагала, что понимает остальных людей, но она думала, что, прожив жизнь рядом с братом, она поняла Джеррода. Она думала, что знает его слабости и границы его злобности. Быть настолько неправым… и то что он плюнул в лицо всему, над чем работал их отец…
Казалось, усилия их отца научили Джеррода только тому, как найти работорговцев и организовать похищение глубоко в Дарроуленде — месте, где должно было быть безопасно, вдали от грубой и уродливой реальности работорговли.
К счастью, Сорча встретила доблестного полуорка по имени Орек, который освободил ее и благополучно доставил домой. Возвращение Сорчи раскрыло предательство Джеррода, и их отец позволил ей самой решить, какое наказание назначить Джерроду, что было справедливо. Она выбрала изгнание в Палату, древнюю крепость, превращенную в дом исцеления под надзором монахов-стражей. Она также попросила, чтобы Эйслинн стала наследницей, лишив Джеррода этого статуса.
Так оно и было. Эйслинн должна была стать следующим сеньором Дарроу.
Она будет наблюдать за Дарроулендом и править там, где сейчас правит ее отец. Она искупит грехи брата.
Вот так приятным поздним летним днем Эйслинн обнаружила, что прячется в заросшем розовом саду матери, нервно вертя в пальцах письмо из Палаты.
Джеррод не привык к Палате. Ни она, ни отец не думали, что он привыкнет, но по прошествии недель, а затем и месяцев, оба надеялись, что он смирится с тем, что теперь это его удел. Чтобы когда-нибудь искупить вину и заслужить прощение, ему сначала пришлось столкнуться лицом к лицу с уродством внутри себя.