Задание: Нидерланды
Шрифт:
– Я не хочу, чтобы он попался. Сегодня вечером он разорвал мои цепи и освободил меня.
– Ты не похожа на скорбящую вдову.
– А я и не скорблю. Ты же видел, на кого был похож мой муж... как он угрожал мне, что он обо мне думал. Почему я должна его оплакивать? О, он так хотел жениться на мне, когда думал, что любит меня и когда его воспламеняла страсть. Единственный раз в своей дурацкой жизни я поступила правильно, и он от меня ничего не добился, ну, ты же понимаешь, до тех пор, пока мы не поженились и он не подписал завещание на все свое имущество в мою пользу. Я могла стать богатой женщиной. Но даже тут просчиталась. Суд Западной Германии отобрал у него все, что было. Он жил на поддержку неонацистской
– Ты когда-нибудь любила фон Витталя?
Она раскурила ему сигарету. При свете спички ее рот, красивый улыбающийся рот, казался влажным.
– Нет, я никогда никого не любила.
– Он думал, что ты любишь Мариуса.
– Мариус не был для меня настоящим мужчиной... Я прекрасно себя чувствую, – вдруг заявила она. – Мне хочется петь и танцевать. Я чувствую себя свободной! Ты можешь это понять?
– Думаю, да.
– Мне хочется совершить что-нибудь безумное. Я хочу пойти искупаться. Пойдешь со мной?
Неожиданно она распахнула дверцу, выпрыгнула из машины и побежала на другую сторону дамбы. Ее высокая изящная фигура исчезала в тумане.
– Кассандра!
Она оглянулась, махнула ему рукой, а потом нашла ступеньки, ведущие к узкой полоске берега на морской стороне дамбы, и стала спускаться вниз. Дарелл распахнул свою дверцу и выскочил наружу. Он испытывал какое-то трудно объяснимое чувство заботы о ней, мешавшееся с остатками злости за то, что она сорвала его охоту на Джулиана Уайльда. У него еще оставались вопросы, которые следовало ей задать и получить на них ответы. Оставив включенными габаритные огни "мерседеса", чтобы потом найти его в темноте, он побежал по окутанной туманом дороге за девушкой.
На одном из песчаных островов в море возвышался маяк, сноп света которого ритмично описывал дугу, освещая море и землю. Он регулярно падал на дамбу, превращая тьму в искрящийся алмазами туман, затем снова сгущался холодный мрак. В тот момент, когда дамба была освещена, Дарелл обнаружил ступеньки и скатился вниз.
– Кассандра, – позвал он снова.
– Я здесь. Я иду в воду.
Когда он добрался до узкой полоски берега у основания дамбы, та показалась необычайно высокой. Волны прибоя мягко бились о берег, растекаясь в мелких заводях, оставленных отливом. Там, где вода и суша сливались друг с другом, как усталые любовники, рос высокий тростник. Он услышал, как девушка плещется на мелководье и как с испуганным криком вспорхнула из зарослей разбуженная утка.
Девушка мягко рассмеялась.
– Я здесь.
Очередной раз освещая горизонт, луч света маяка коснулся ее. Она опять распустила волосы, и те тяжелым золотистым каскадом струились по ее плечам. Рот ее был приоткрыт, и когда она очередной раз от души рассмеялась, он увидел ее белоснежные зубы.
– Иди сюда, – позвала она.
– Возвращайся в машину, – велел Дарелл. – Ты не заболела?
– Нет, я прекрасно себя чувствую. Я чувствую себя счастливой и свободной. Дорогой мой, я хочу отпраздновать свое освобождение. Мне хочется знать, что я навсегда покончила с Фридрихом. Потом будет время разобраться во всех деталях. Предстоят такие скучные разбирательства с полицией, но все адвокаты Гамбурга не смогут снова собрать этого коротышку. Как могу я сердиться на Джулиана Уайльда? Он сделал то, чего я так хотела и на что не осмеливалась. Он разорвал мои цепи.
Она продолжала плескаться в теплом прибое. Ее голос звучал как-то странно и, казалось, предупреждал, что творится нечто ненормальное. Луч света с маяка снова коснулся ее и он
– Иди сюда, мой дорогой. Я хочу тебя.
– Кассандра, твой муж...
– Мой муж мертв и потому я счастлива. Я хочу доказать это самой себе, разве ты не видишь? И доказать с тобой вместе.
Она пошла к нему по мелководью, где воды было всего по колено, приблизившись, сбросила кофточку, и он увидел, что на ней не было бюстгальтера, да она в нем и не нуждалась. Затем она на мгновение замерла, потом гибким движением бедер высвободилась из брюк, перешагнула через них и радостно швырнула их на берег.
Теперь обнаженная она стояла перед ним, раскинув руки.
– Иди сюда, – снова позвала она. Ее невидящие глаза были широко раскрыты. – Пожалуйста, ты мне нужен. Неужели ты не понимаешь? Он взял меня в Берлине, когда я была еще совсем ребенком и ничего не понимала. Он сказал, что богат, и если я дам ему то, что ему нужно, то он даст мне все, так он сказал. Я так и сделала. Я делала все, что он просил. Такие вещи, о которых до того я не имела ни малейшего понятия. Иногда я пыталась смыть с себя его прикосновения, принимая ванну за ванной, потому что он заставлял меня чувствовать себя простым животным. Потом он начал бить и ругать меня, называть меня дурой и обращаться как со скотиной, нужной ему только в определенные моменты. Понимаешь? Ты видел сегодня вечером, каков он. Как он собирался приятно поужинать, а я должна была стоять у стола и ждать как рабыня!
В ее резких словах выплескивалась наружу горечь. Она замерла, как белокурая Афродита, поднимающаяся из морских тростников. Молчаливый луч света от далекого маяка коснулся массивной стены морской дамбы, мрачно нависавшей над их головами, сверкнул на белом прибрежном песке и осветил все ее тело бледным перламутровым сиянием. Был какой-то вызов в том, как она стояла, в ее округлых бедрах, твердых грудях и плоском животе, а возле ее длинных крепких ног плескалось и журчало море.
– Мне кажется, что я пьяна, – шепотом продолжала она, – Понимаешь, мне что-то нужно. Иногда, после всех этих долгих лет, проведенных с ним, глубоко во мне что-то заходилось болью, и сегодня я должна от этого освободиться. В Амстердаме я играла с тобой, подчиняясь его приказам. А сегодня я свободна и делаю это потому, что действительно хочу этого, и ни почему больше. Я – сама себе хозяйка. Мы с тобой можем закончить то, что начали в Амстердаме. Ты же видел меня тогда такою, как видишь сейчас. Ты хотел меня тогда?
– Да, – сказал он.
– А сейчас ты меня хочешь?
– Да...
Они медленно вошли в теплую воду, по поверхности которой слабый бриз медленно гнал клубы тумана, а высокая стена дамбы продолжала нависать сверху. Ее била крупная дрожь. Губы ее впились в него с невероятной яростью. Тело ее раскачивалось и вздрагивало. Когда он ее обнял, голова девушки откинулась назад, и он увидел в этом призрачном свете, что глаза ее широко раскрыты... широко раскрыты, но ничего не видят, либо смотрят не на него, Сэма Дарелла, а просто на инструмент, способный доставить сексуальное удовлетворение по случаю смерти мужа.
Он ее отпустил.
Она страстно прижалась к нему, словно ища защиты.
Он опять отстранил ее.
Она застонала и внезапно выпрямилась. Лицо свело судорогой. Глаза ее широко раскрылись, из горла вырвался слабый стон. Потом она опустилась на колени в теплый соленый прибой.
– Пожалуйста... – прошептала она.
– Нет. Я принесу твою одежду, Кассандра.
Она с ненавистью уставилась на него.
– Мне очень жаль, что приходиться поступать с тобой так жестоко, – сказал он. – Хотя ты сама себя мучаешь. Одевайся, и я отвезу тебя в Амстердам.