Задержать на рассвете
Шрифт:
Почему они дружили с Женькой? И почему все идет у них иначе? Может, просто старались смотреть раньше на все одинаково? Может, кто-то кривил тогда душой? Или сейчас?
Он встал с дивана, взял в руки письмо… Арахисовый торт… Плаванье…
Он никогда не привозил родителям Евгения торт. Ему и в голову не могло прийти привезти торт доценту Скарскому, а тому и в голову не могло прийти отпустить своего единственного сына на работу в Верхний Парюг…
Он должен завидовать Женьке?
Его непреодолимо тянет к трудностям, а Женьку нет. Такие разные они люди, и счастье у них совсем разное. И у Ратанова другое счастье, и у Егорова, и у других
«Мне не нужен арахисовый торт! — подумал Герман, доставая бумагу. — «Не успел» тот, кто идет всю жизнь по обкатанной дороге, кто не видел тех холодных ночей в лесу, когда они шли сто двадцать километров пешком на Сотомицу, когда казалось, что каждый идущий впереди тебя сгибается под тяжестью ковша Большой Медведицы…
Мама! Понимаешь ли, почему Женька с Ириной приезжают к тебе? Ведь их место здесь! Иногда, когда они сидят у себя на Литейном или на даче, они вспоминают университетские годы, и меня, и других… Нам-то они никогда не объяснят, почему так получилось… Женьке кажется пока, что он виноват передо мной, перед другими ребятами…»
«Что ты девочку мучаешь? — сказал как-то Егоров о Гале. — Смотри, как она изменилась!»
«…Может, через несколько дней или месяц в Ленинград заедет девушка. Ее зовут Галей. Это мой друг, мама! Покажи ей Ленинград. Она ничего не видела, кроме здешних мест. Покажи ей Эрмитаж и ту беседку между корпусами, где я играл, когда был маленьким. Все ей обязательно покажи…»
Барков вспомнил о странном объяснении, которое потребовал Веретенников, и снова закурил.
Арслана содержали в Калтусской тюрьме, в пятидесяти километрах от города. На допросы его привозили в автозаке, в одной из тесных, темных камер кузова с маленьким глазком, закрытым фанерной шторкой.
Сидя в этой маленькой тюрьме на колесах, он старался отогнать тревожные мысли. Так пловец, попав в открытое море, не должен думать, что под ним многометровая толща воды, холодной и молчаливой. Тревожные мысли сами лезли в голову, и незаметно он ловил себя на том, что снова переживает свой арест, напрасно бередит свои раны. Тогда он старался определить, с какой стороны от него находится кабина водителя, но сосредоточиться не мог и вновь отдавался своим мыслям…
Уже после первой встречи с Барковым он перестал считать себя человеком с особенной судьбой, перестал чувствовать себя отверженным, одиноким. Когда Барков предложил ему поступить в профтехшколу, он согласился. Пришлось готовиться к экзаменам. Раза два к нему домой приезжал Барков, пил чай, разговаривал с Майей про «Тэсс из рода д'Эрбервилей», которую она считала самой лучшей и правдивой книгой на свете…
— Майя! — позвал как-то Арслан сестру, сидя за учебником по алгебре, когда Барков от них ушел. — Ты ведь в детдоме все это проходила, помоги…
Он хитрил, видел, что ей самой до смерти хочется взять в руки учебник и карандаш. С этого вечера, как только его маленький племянник укладывался спать, они садились за учебники.
— Может, нам вместе поступить? — как-то спросил он.
— Придумал тоже!
Был один вечер. Нурик спал, а они сидели за столом, накрыв абажур платком, чтобы свет не падал ему на лицо.
Все! Все могло быть по-другому, если бы не война, если б он не связался с «добрыми людьми», если б кто-нибудь оттолкнул его от них, ведь он еще был совсем мальчишкой…
Арслан, отшатнувшись, стукнулся головой о стенку кузова — машина шла по ухабам…
Его арестовали в деревне у Коромыслова, с которым он вместе должен был сдавать экзамены. Это было самое унизительное Пусть бы его взяли дома или на улице. Пусть Коромыслов узнал бы потом, придя в школу, что Джалилов законченный негодяй, гуда ему и дорога. Но там, при сестре и матери Коромыслова, которые ни о чем не подозревали и с таким вниманием его слушали…
С того дня, когда он случайно встретил Волчару и решил, что Кораблик будет отомщен, он хитрил. В присутствии Волчары по-прежнему угрюмо валялся на диване, прятал учебники в чемодан. Майя тоже невольно была вовлечена в эту игру, хотя боялась Волчары.
Конечно, Арслану ничего не стоило просто выгнать его из дому, но этого было слишком мало. Он заставил Майю каждый раз с приходом Волчары вынимать на стол все, что было в доме, бегать в магазин за вином, внимательно интересовался делами Волчары. Он угрюмо качал головой, когда Волчара с ненавистью говорил о ворах, которые отошли от «закона», работали, учились, женились. А сам жадно ловил каждое слово и еле сдерживал ликующую радость.
Ничего нечестного в своем поведении он не находил — просто он стал умнее и не хотел больше смотреть на мир глазами волчар.
Порой, когда Волчара уходил, Арслан нахлобучивал на глаза старую кепку, поднимал воротник и, жеманно прикладывая к нижней губе платок, обращался к сестре и Нурику:
— У меня, понял ты, руки, золотые по локоть…
Им нравились его представления. Они смеялись.
И вместе с ними смеялся Арслан. Смеялся над тем, что совсем недавно было главным в его жизни. Главным и страшным.
Когда Волчара ночью заехал к нему на работу и сказал, что они пойдут сегодня на кражу и все уже готово — Волчара не вводил его в курс дела заранее, — Арслан хладнокровно позвонил Баркову и собирался после смены уйти домой, предоставив Волчару своей судьбе. Он так же хладнокровно сказал бы обо всем самому Волчаре, если бы знал, что от этого что-то изменится. Но он хорошо знал, что Волчара еще долго не бросит воровское ремесло и будет воровать и втягивать в это дело других, пока не убедится на своей шее, что ворам не светит ни на воле, ни в колониях, что времена действительно переменились.
Но если бы Волчара узнал, что в Барбешках их будут ждать, он отказался бы от этой кражи п сразу стал бы готовить другую. Все началось бы сначала.
В ту ночь Арслан пытался снова позвонить Баркову в конце смены, но Волчара и Гошка пришли раньше срока и чуть не застали его у телефона. Теперь он просто мог отказаться, сказать, что не пойдет, пока сам не убедится в том, что дело стоящее. Он уже хотел так и сделать, но Гошка опередил его:
— Здесь поточить негде? — Он вытащил финку, сделанную из напильника.