Задержать на рассвете
Шрифт:
— Когда? — Гаршин насторожился.
— В «Советской России» года три с половиной тому назад…
— Гм… А это как сюда попало?
У входных дверей сбоку, рядом со старыми галошами и прочей обувью, лежал свернутый трубочкой листок плотной бумаги. Трубочка была наподобие той, из которой городские дети, за отсутствием соломок, пускают мыльные пузыри.
— Понятия не имею, — сказал Шатько. — В прошлую субботу я приглашал уборщицу мыть полы — здесь было все чисто…
— Позвольте! — эксперт снял очки и поднес трубочку к глазам. — Когда вернемся в лабораторию я ее обработаю
— Скажите, товарищ Шатько, вам никогда не приходилось встречаться с актрисой Ветланиной? — уже уходя, поинтересовался Гаршин.
— Только на спектаклях… Одностороннее знакомство.
— Видите ли, сегодня у нес тоже была кража. После вашей.
— Любопытно! А я, между прочим, думал, что так и проживу, не узнав, что такое угрозыск. Значит, кражи, убийства, грабежи — все это на самом деле? Все это есть?
— Да.
— Неразумно это устроено…
Эксперт вздохнул.
— Еще секунду, — сказал Гаршин, морща лоб. — У вас нет привычки прятать что-нибудь среди книг? Например, деньги?
— Есть, — Шатько стыдливо улыбнулся. — Точнее, была. Я откладывал там деньги на покупку букинистических редкостей. Больше не буду…
— Хорошо, — сказал Гаршин. — Завтра мы еще заедем. Посмотрим все при дневном свете. Постарайтесь ничего не изменять в обстановке. До свиданья.
Дверь в кабинет Гаршина, где майор разговаривал с оперативниками, внезапно отворилась, и огромная плотная фигура в смушковой папахе возникла на пороге.
— Накурили! — сказал полковник Данилов, косясь на пятно серо-голубого дыма, высвеченное матовым стеклянным абажуром лампы. — Сидите все! Не вставайте! — Он подошел к окну и широко распахнул форточку. — Только помните, друзья, в этом кабинете мы кражи не раскроем. Волка ноги кормят! А сыщика — тем более. На сегодня всё? Не надо тогда терять времени. Все по домам!
Оперативники поднялись и пошли к двери.
— Ферчук, — задержал Данилов одного из них, — утром проверь по картотеке, кто у нас совершал кражи с поиском ценностей среди книг… Не каждый жулик так… Жаль, что я сам не смог попасть на место…
Тихий, незаметный Ферчук, в сером костюме, с серым, нездоровым цветом лица, кивнул и исчез, словно растворился.
— Нам с тобой, Гаршин, нужно решить вопрос, — сказал Данилов, когда они с Гаршиным остались одни. — Кого все-таки будешь выдвигать старшим оперуполномоченным?
— Я предложил кадрам Налегина.
— Из Шедшемы? А не промахнемся?
На большое, с жесткими складочками лицо Данилова, как-то сразу сменив оживление, пала тень озабоченности. Несколько секунд он жестко потирал ладонью подбородок, приоткрыв энергично очерченный рот и показывая собеседнику два ряда безупречных зубов.
— Ничего он парень? Ты, Гаршин, и кандидат, наук, и все мы тебя, конечно, уважаем, а я смотрю, в людях не очень-то… Взять этого косенького… Эксперта из Белоруссии. Скуратовича. Ну какой из него работник органов?! Не внушает! Особенно посторонним… И генерал об него вечно спотыкается в коридоре. Я бы на твоем месте набрал молодых ребят, энергичных, вроде Спартака Шубина — везучих. Я помню, как сам вертелся в его годы… Ух, разворотлив был!.. Молодость
— Налегин, он тоже молод, — сказал Гаршин, подходя к вешалке за пальто. — В Шедшеме был незаменим. И студент был хороший, я его в институте заметил. Хороший студент — он и хороший работник.
Данилов его не слышал.
— Я работал, помню, на юге, дел было много: только поспевай — то карманная кража, то в магазин залезут. Киоски эти, палатки — табачные, продовольственные; мы на них и внимания не обращали, времени не было. Только уж если под руку подвернутся… А то некогда! Начальником отделения был у нас Салтыков, деятельный мужик, потом управлением командовал…
У Данилова и Гаршина всегда было так. В присутствии подчиненных полковник держался со своим заместителем сугубо официально, даже подчеркивая разницу в их служебном положении. А когда оста вались одни, Данилова тянуло к дружеским излияниям. Он рассказывал об очередной рыбалке, о родственниках, показывал Гаршину фотографии…
Гаршин не принимал этой двойственности в и отношениях: сам он не любил навязываться в друзья а если дружил, то не скрывал от других ни при каких обстоятельствах.
— Я думаю, что с Налегиным мы не ошибемся.
Данилов неохотно поднялся. Разница в росте Данилова и Гаршина была столь велика и ощутима что, если один из них вставал, второй предпочитал садиться.
— Да, молодость… Жаль, мотор не тот, — Данилов погладил китель.
— Квартирные кражи — это как эпидемия, — думая о своем, сказал Гаршин. — Если мы их в ближайшие дни не раскроем, надо ждать новых. Действительно, какие-то особенно подлые эти кражи… И хитрые!
Было совсем поздно.
— Вчера я не обратил внимания на одно обстоятельство, — встретил их утром Шатько. Было рано и за его спиной в большом замерзшем окне чуть обозначило пасмурный зимний рассвет, — обычно эти старые часы стоят в моем кабинете. А вчера оказались в прихожей. Видите? Преступник поставил их на телефонный столик: видно, хотел взять, но забыл Оперативники молчали. Вчерашнее ощущение таинственности того места, где было совершено преступление, исчезло, наступила пора утренней трезвой оценки, и теперь перед ними была просто большак тихая и немного пустая квартира, посреди которой стоял не какой-то загадочный собиратель букинистических редкостей, прячущий деньги в стеллажах, а обыкновенный маленький, наивный, в чем-то по-детски смешной человек.
— Я видел вчера эти часы, — сказал Гаршин, глядя на бронзовую, чуть позеленевшую пирамидку с острыми гранями, на одной из плоскостей которой светлел небольшой циферблат, — но не знал, что их место не здесь. Поинтересуйтесь, Александр.
— По всей вероятности, их брали перчаткой, — сказал эксперт, поворачивая пирамидку под разными углами к свету, — вот здесь просматривается характерный след ткани.
— Видно, преступник разбирается в часах, — с грустной улыбкой заметил писатель, — не взял ни «Славу», ни «Зарю»… Часы, которые вы, товарищи, держите в руках, хоть и неказисты на вид, работают удивительно точно. Это просто эталон… Я не помню случая, чтобы их ремонтировали. Честное слово!