Задира
Шрифт:
Складывающаяся ситуация не давала возможности для размышлений. Бугай еще только ронял нож, чтобы начать баюкать поврежденную руку, а я уже, словно отряхивающаяся от воды собака, приводил свои мышцы, связки и сухожилия в состояние полной боевой готовности. По телу словно пробежало несколько мелких волн, вводя меня в подобие какого-то транса. Передо мной была вооруженная толпа неплохо обученных людей, и эти люди хотели, чтобы я умер.
Поскольку мои интересы шли вразрез с их желаниями, одна из сторон конфликта останется лежать здесь, а вторая пойдет объяснять
Звуки хлопающих крыльев сверху за спиной. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это все тот же ворон, который своим появлением уже дважды предупреждал меня об опасности. На этот раз он опоздал – я и сам вижу добрых два десятка ножей и столько же пар холодных решительных глаз.
Хотя, решимость меняется на опасливое недоумение, пока большая черная птица пикирует к земле и садится между мной и толпой, расправив на удивление длинные крылья и явно не собираясь их складывать.
– Ср-р-р-ам! – полуговорит полукаркает ворон, обращаясь к оторопевшим юнцам. – Позор-р-р-ище! Ор-р-р-авой пр-р-р-отив безор-р-р-ужного!
Молодежь нерешительно переглядывается друг с другом. Я же мысленно хлопаю себя по лбу и, не спуская глаз со всех действующих лиц, медленно приседаю и поднимаю лежащий у моих ног нож.
Этот маневр не укрывается от глаз моих курсантов и добавляет им решимости.
Толпа снова, как один, качнулась в мою сторону.
– Сдур-р-р-ели?! – снова приступает к переговорам изумительная птица. – Бр-р-р-итоголовый пор-р-р-ешит подр-р-р-азделение р-р-р-азом – дур-р-р-ак р-р-р-едкостный! Утр-р-р-ом зар-р-р-ежет – вечер-р-р-ом р-р-р-аскается!
Потом эта нахальная птица повернула голову ко мне.
– Вер-р-р-ни вер-р-р-зиле ор-р-р-ужие, юр-р-р-одивы! – прокаркал ворон. – Желтор-р-р-отики нер-р-р-вничают! Позор-р-р-но р-р-р-уки мар-р-р-ать кр-р-р-овью р-р-р-ебенков!
– Детей! – автоматически поправил я птицу, броском втыкая нож в землю по самую рукоять.
– Р-р-р-едкостный пр-р-р-идурок... – проговорила птица таким тоном, что сразу стало понятно: умей она закатывать глаза, однозначно так поступила бы.
Немного побуравив меня снисходительно-укоризненным взглядом ворон взмахнул крыльями, которые до этого так и не удосужился сложить, поднялся в воздух и молча, как и подобает приличной птице, улетел в том же направлении, откуда и появился.
Курсанты долго провожали его взглядами. Я же себе такой роскоши позволить не мог, так как понимал, что молодежь находится от меня на расстоянии уверенного броска ножа, и отвлекаться на всякие чудеса мне было не с руки.
– Не трогайте его!
– прозвучал у меня опять-таки из-за спины голос Четвертой. – Учитель рисковал жизнью для того, чтобы он здесь оказался. Мертвым Бритоголовый нам пока не нужен.
Накаркал-таки ворон! Теперь с его легкого крыла это прозвище ко мне пристанет всерьез и надолго.
Но нет худа без добра: ножи с завидной скоростью исчезли из поля зрения, а курсанты всем своим видом вновь показывали готовность выполнять мои команды.
Я быстро
Ладно, посмотрю в полглаза на воспитанниц.
Не отдавая себе отчет в том, что делаю, я одним резким движением вправил несостоявшемуся убийце руку и, прежде чем тот вскрикнул, сам подал голос.
– Переходим к упражнениям на гибкость! – довольный своей находчивостью скомандовал я, хлопая в ладоши, а потом и потирая их, в предвкушении приятного глазу зрелища.
Да, смотрелись курсантки в местной униформе очень даже выгодно. Все девушки изначально стали в пары с юношами. Ни одной чисто женской пары не было ни в поединках, ни теперь. И никто друг друга не жалел ни тогда, ни сейчас. Работали все с полной самоотдачей, не просто отбывая время, а стараясь получить максимум от всех упражнений.
Хорошо, что напавшие недавно на нас со стариком воины не были даже наполовину столь прилежны. Иначе мне тогда пришлось бы ой как туго.
В итоге я так воодушевился всеобщим желанием учиться и совершенствоваться, что даже перестал любоваться курсантками. Все ребята были прямо молодцы.
Назад мы вернулись той же дорогой и в том же темпе. Пробегая мимо поляны с густой и мягкой травой, я сделал привал и повалял на лужайке парочку курсантов из тех немногих, что сходу научились группироваться при падении. Несколько раз при этом краем глаза замечал движение где-то на самой периферии зрения – Четвертая явно интересовалась новыми знаниями, но, видимо, гордость была сильнее профессиональной любознательности.
Короче, вернул я курсантов домой с горящими глазами и морщинами на гладких до этого переносицах. Народ усиленно размышлял над тем, как полученные знания изменять привычную для них манеру ведения боя без оружия.
Бойцов у меня перехватил хмурый и неразговорчивый Седьмой.
Как я почти сразу же понял, он был кем-то вроде диверсанта. Обучал молодняк скрытому перемещению и бесшумному умерщвлению. Особенно мне понравился прием, где Седьмой показывал, как в прыжке ломать шею полностью экипированному стражнику. На манекене был шлем, крепившийся к голове ремешком, протянутым через подбородок от уха до уха. Инструктор с грацией большой кошки прыгал за спиной манекена и резко дергал шлем на себя. Край шлема впивался в шею так, что я охотно верил – редкая шея выдержит такую нагрузку.
Интересно, кого здесь готовят из этих ребят?
Вопрос был важным, и за ответом я отправился сразу. Старика искать не пришлось. Он сидел на лавке у входа в дом и вертел в руках уже знакомые мне по приключению в поле металлические предметы.
– О, - проговорил я, - накопытники! Что с ними случилось, помялись?
– Как говоришь? – улыбнулся старик. – «Накопытники»? Что ж можно и так их назвать. Нет, знак, который дает им большую прочность я нанес чуть ли не в первую очередь. Теперь вот думаю, как сделать, чтобы конь с их помощью мог не впадать в ступор, чтобы больше не вышло, как тогда при ментальной атаке Загонщиков.